Закат в крови(Роман)
Шрифт:
Глаша уже не могла стоять и висела в руках. Он же вглядывался в ее лицо и бормотал что-то в отчаянье.
К ним подбежал веснушчатый гимназист:
— Дядя, что вы стоите? Несите ее к доктору! Вот за угол, на улицу Гоголя…
Ивлев стремительно зашагал вслед за ним с раненой на руках, потом побежал, задыхаясь.
Наконец добрались
— Вот сам доктор! — Гимназист показал на высокого сурового человека, сходившего по ступенькам крутого крыльца с саквояжем.
— Господин доктор… — окликнул Ивлев.
— Что такое? — Серые холодные глаза Платонова, блеснув из-под папахи, выразили крайнее раздражение. — Убита?.. Ранена?.. Все равно не могу задерживаться. Красные у ворот…
— Доктор, вы знали архитектора Ивлева? Я его сын. Это моя жена…
— Господи, вы адъютант Корнилова! — всполошился Платонов. — Вам тоже надо бежать… Куда она ранена?
Он слегка отвернул полу пальто, мокрую от крови.
— Ее жизнь — моя жизнь, — лепетал Ивлев. — Спасите!..
— Но вот-вот буденовцы…
— Доктор, ни один волос не падет с вашей головы! Это дочь главы большевистского подполья Екатеринодара… Она и сама красный комиссар!..
— Это нечто явно бредовое, — рассердился Платонов. — Как может корниловский адъютант оказаться мужем большевички? Вы лжете!
— Доктор, не лгу. Помогите! — повторял Ивлев.
— Черт знает что! — озадаченно бормотал Платонов.
— Доктор, доктор!
— Ладно! — Платонов махнул рукой. — Несите в дом, в кабинет, на операционный стол… Я позову хирургическую сестру…
Присутствовать на операции ему не позволили, и теперь, прислушиваясь к каждому звуку, Ивлев стоял возле белых дубовых дверей.
Смерть! Она уже вырвала из жизни Инну, Сергея Сергеевича, Елену Николаевну. Теперь замахнулась своей косой на последнего близкого человека.
Из-за дубовой двери послышался грубый нетерпеливый
Если Глаша не встанет с хирургического стола, то лучшим выходом из тупика будет пуля в лоб. Ивлев сунул руку в карман, судорожно сжал браунинг.
Где-то уже совсем близко ухнул раскатистый орудийный удар. В окнах тонко зазвенели стекла.
— Господи! — шептал Ивлев. — Господи, помоги же!
Он теперь готов был молиться за спасение Глаши.
Неожиданно распахнулась дверь, в прихожую вышел Платонов в белом халате, кое-где алевшем пятнами крови. Крупное носатое лицо врача поблескивало бисером пота…
Ивлев шагнул навстречу, но, увидев перед собой серо-стальные строгие глаза, похолодел.
Платонов разжал кулак. На широкой ладони поблескивала пуля.
— Извлек, пожалуйста… — сказал он. — А теперь прощайте. Меня ждет линейка…
— Как же Глаша? — наконец обрел дар речи Ивлев.
— С ней остается хирургическая сестра.
Ивлев ринулся в кабинет, отстранил пожилую женщину в белом халате, кутавшую серым одеялом ноги Глаши. Потом, стараясь уловить в бледном, почти меловом лице хотя бы малейший признак жизни, низко склонился над ней.
За окнами ослепительно сверкнуло. Дом вздрогнул. И тогда черные ресницы снежной маски ее лица чуть-чуть вздрогнули.
— Глаша, — робко позвал он, опускаясь перед ней на колени. Снова вблизи грохнул снаряд. Звонко ударили в кирпичный дом осколки.
— Тебе плохо, Глаша? — испугался Ивлев, заметив, как страдальчески искривились ее губы.
— Нет, ни-че-го! — едва слышно отозвалась она.
Ивлев склонился ниже, и она повторила:
— Ни-че-го, милый, все хорошо.
На улице галопом уже скакал первый эскадрон красных всадников. За окном промелькнули островерхие буденовки с ярко-малиновыми пятиконечными звездами и стальные клинки, вознесенные над головами.