Заказ на отцовство

Открываю глаза. Темнота.

Ненавижу ночные звонки и визиты. Они никогда не сообщали о чем-то хорошем. Всегда на пределе отрицательных эмоций и переживаний.

Но кто-то упорно долбится в дверь. Звонок взрывается хаотичными трелями. Завтра же его отключу.

В груди больно. Сердце сваи забивает. Громко, сильно, ритмично. Ночная тишина сковывает движения.

На часы смотрю - два ночи.

Может, помощь нужна кому-то? А я боюсь сама открывать. Чем я помогу? У меня веса-то пятьдесят

Ночью, если срочно, то, как правило, о плохом сообщают.

Звонок входной двери лопнет сейчас от напряжения. А у меня голова.

Все равно уже не усну. Накидываю халат и поднимаюсь.

Тихо на цыпочках пробираюсь к двери. Полы халатика на груди стягиваю и к телу прижимаю. От очередного стука в дверь подпрыгиваю и, неожиданно для себя, тихо вскрикиваю.

– Кать, открой. Катя… - узнаю голос брата, выдыхаю и тут же открываю.

На скуле синяк, на губе свежая рана. За бок держится.

– Боже, заходи, - затаскиваю его в квартиру, осматриваю лестничную клетку. Там пусто. Закрываю дверь на нижний замок. Потом и верхний на всякий случай.
– Что случилось, Кирилл? Кто тебя так?

– Воды дай, - сглатывает и шумно дышит через рот. Откидывает голову назад, упираясь затылком в стену, и прикрывает глаза.

Быстро на кухню и набираю стакан прохладной воды из-под крана. Влажные салфетки и антисептик с собой беру.

– Рассказывай!

Протягиваю стакан.

Он не спеша открывает глаза. Забирает и жадно пьет воду, оставляя на ободке стакана кровавый отпечаток. Для него сейчас моя квартира - крепость. Для меня - поле битвы.

– Катя, беда.

Два слова. Он всегда так. Беда, а ты решай, Катя.

– Каждый раз, когда ко мне приходишь, у тебя беда. Хоть бы раз с хорошим чем-то пришел.
– Промакиваю рану антисептиком.

– Катя, меня в угол загнали, понимаешь?

Пальцы в волосы запускает и сжимает голову. Сегодня он не такой. Кир часто расстроенный, когда неприятности, но всегда меня подбадривает, что прорвемся, мол, сеструха.

– Что ты натворил? Опять карты?
– Глаза поднимает. Там пустота и страх. Безнадежность и надежда. Кивает и глаза прячет.
– Я не буду тебе помогать.

Я старшая сестра и обещала родителям присматривать за братцем, но его желание легких денег и халявы мне уже порядком надоело.

– Сколько?
– все равно спрашиваю.

– Квартиры и машины заложить не хватит. Прости, Кать. Так шло все хорошо, я выигрывал. А потом потерял контроль.

– Ты дурак?!
– Рука соскальзывает и оставляет на его щеке след от пощечины. Он даже не сопротивляется. Все терпит. Есть еще что-то, чего я не знаю.
– Я же просила, а ты обещал, - в горле как стеклом больно режет. Слезы вот-вот устроят потоп.
– Это не только твоя квартира! Родители оставили нам ее пополам! А ты живешь так, как будто все бесконечно. Не бесконечно. Жизнь может быть долгой, а можно здорово ее укоротить, если не думать о своих поступках и последствиях.

–

– Начал, идиот? Где жить будем, если квартиру продадим?

Он вдруг опускается на колени передо мной и обхватывает мои ноги.

– Катя, помоги мне. Спаси. Обещаю, я больше не зайду в то казино. Вообще никуда не пойду. Я тебе клянусь.

– Ты сам себе это пообещай. Встань, Кирилл.

– В монастырь пойду, постриг приму. Отмолю все. Помогать тебе буду.

– Что ты от меня хочешь?

– Помоги. Ты только можешь.

– Мне за тебя пойти долг отрабатывать?

– Роди ему ребенка.

– Кому ему?
– В плечи упираюсь и отталкиваю. Показательные выступления надоели уже.

– Тому, кому я должен денег. Он знает про тебя и сказал, что простит долг, если ты родишь ему ребенка.

– Бред. Как я должна родить ему ребенка? Почему я?

– Он знает, что у меня есть сестра. Все будет искусственно. Там есть специальная процедура. Он все оплатит. Но ты никогда не увидишь отца ребенка и не узнаешь, кто он. Просто родишь и отдашь ребенка. Кать, умоляю.

В глаза заглядывает. Щенка беспомощного включает.

– Нет, Кир. Иди на завод, вагоны разгружай и отдавай свой долг.

– Меня заставят заниматься таким, что лучше умереть. Убивать других придется, если ты не родишь.

– Должен быть другой способ, Кирилл.

– Нет другого способа.

Еще Фрейд говорил, что сновидения - реакция души на внешние раздражители, которые действуют на спящего.

За эту ночь я увидела все. Самые запрятанные глубоко страхи ожили и обрели очертания. Ничто уже не могло их растушевать.

У меня уже большой живот, но ребенок в нем не шевелится. Он жив, но ни разу за беременность не шевельнулся.

У него всевозможные пороки. Рожать страшно, но я не могу ослушаться. Мерзким угрожающим голосом приказ отдают рожать. Сегодня.

Сделать ничего не могу, хоть и понимаю, что рано еще рожать. Зрение и органы дыхания не до конца сформированы.

Мне бы проснуться, но Морфей не дает. Вошел во вкус. Муза его торжествует. Он рисует и рисует свои абстракции.

Дети, много детей. Маленькие и постарше. Очереди. Всех проверяют. На теле рисуют отметки. Мне ничего не говорят, но я как будто понимаю, что у них отмечают здоровые органы.

Я всех их хочу защитить, а сама оказываюсь в кабинете. Уже без одежды. Обнимаю себя, прикрываясь. А на животе замечаю такую же отметку.

Малыш в моем животе тоже пойдет на органы.

Голос украли. Во рту пересыхает. Остановить это пытаюсь.

Снова темно и скальпель перед глазами.

Металлический блеск как насмешка надо мной. Я беспомощна. Одна. Никто не поможет. Руки привязаны. Я сделать ничего не могу. Хочу крикнуть, но рот зашит. Мне и сказать ничего нельзя.

Возразить запрещено. Душно. Гул в голове сносит все мысли здравые.