Заклятье луны
Шрифт:
Высокий и прямой, в той же белой рубашке, черных брюках и сапогах, которые Эннабел видела на нем в тот день, когда он уезжал на свое последнее задание, Тримейн Шеффилд стоял в своей камере. Он смотрел на потолок своей жалкой клетки, словно пытался сквозь заплесневевшие камни увидеть небо. Услышав ее шепот, он медленно повернулся, не веря, что это происходит на самом деле, и его лицо осветилось невероятным счастьем.
– Изабелла! Изабелла, неужели это ты? – Тримейн сделал несколько шагов вперед, все еще
– Назад, Шеффилд, отойди от двери! Начальник прислал тебе шампанское, только не спрашивай меня, почему. Я знаю, что он был первым среди тех, кто хотел, чтобы ты оказался здесь.
Тюремщик оставил бутылку у двери и, не спуская глаз с заключенного, быстро выскользнул в коридор и трясущимися от волнения руками вставил ключ в замок.
– Видишь, они все еще боятся, что я выпорхну из этой ловушки. – Тримейн обвел взглядом свою убогую камеру. – Хотя я никак не могу понять, почему они думают, что я хочу оставить такие великолепные апартаменты.
– Трей, – прошептала Эннабел, ее голос срывался при мысли о том, как скоро ему предстоит навсегда покинуть это место, – у нас осталось мало времени. Забудь обо всем, забудь о Лансфорде. Думай только о нас с тобой, о том, как сильно мы любим друг друга.
Его глаза засверкали.
– Я не могу думать ни о чем другом. Бог свидетель, только мысль о тебе удержала меня в этой чертовой дыре, я не мог рисковать тобой.
– Обними меня скорее!
Они медленно пошли навстречу друг другу, как две марионетки, ведомые рукой судьбы. Вдруг Фалькон остановился, его руки безжизненно повисли.
– Постой Лансфорд никогда бы не позволил впустить тебя ко мне! Если ты здесь, значит, он заставил тебя пойти на какую-нибудь отвратительную сделку, чтобы оплатить это свидание!
Эннабел мечтала о его любви, чтобы в ее объятиях забыть о завтрашнем дне. Она думала о сегодняшней ночи, которую они проведут вдвоем.
– Трей, ты должен знать, что для меня важны только те бесценные часы, которые остались у нас с тобой.
– Я не могу согласиться на это. Не могу допустить, чтобы ты принесла себя в жертву этому грязному ублюдку. – Тримейн подошел к решетке и, вцепившись в нее, закричал:
– Тюремщик! Подойди сюда! Леди хочет уйти!
Когда мужчина вошел в камеру, он с сожалением посмотрел на Эннабел:
– Кажется, этот человек не хочет вас.
– Ты, болван, я хочу ее больше собственной жизни. Но я не могу допустить, чтобы она провела в этой отвратительной камере еще хоть одну минуту.
– Нет! – резко ответила Эннабел, глядя в лицо Тримейну. – Я не уйду! Если ты заставишь меня, то я признаюсь во всех преступлениях,
– Изабелла, ну почему ты такая упрямая? – Трей провел рукой по волосам, и на его губах появилась еле заметная улыбка.
Теперь Эннабел видела перед собой прежнего Тримейна Шеффилда, настоящего Фалькона. Он крикнул тюремщику:
– Убирайся отсюда! Уверен, ты хочешь выспаться, чтобы завтра насладиться моей казнью.
Эннабел задрожала и бросилась в его объятия.
– Да, я всегда была такая упрямая. Как ты мог подумать, что я оставлю тебя сейчас? О, дорогой, я так скучала по тебе!
– Я тоже очень тосковал. – Фалькон так сильно прижал ее к своей груди, что она слышала биение его сердца. – Прошло совсем мало времени с тех пор, как мы расстались, но, клянусь, мне показалось, что прошла целая вечность.
– Мне тоже. Я мечтала о том, как снова буду с тобой, и о многом другом.
– Ты не рассказала мне о сделке с Лансфордом. Что ты обещала ему в обмен на эти несколько часов?
Эннабел коснулась рукой его груди в том месте, где черные волосы выглядывали из-под рубашки.
– Неважно. Я уже кое-что придумала. Я буду за пределами страны, когда Лансфорд поймет, что его обманули, – солгала Эннабел.
Трей прижал девушку к себе и вздохнул, зарываясь лицом в ее волосы.
– Пожалуйста, обещай мне, что Лансфорд никогда не будет с тобой.
– Обещаю, – прошептала Эннабел. – А теперь ты тоже должен пообещать мне кое-что. Забудь о том, что это тюремная камера. Мы проведем нашу последнюю ночь вместе…
– Мы только что поженились, и это наш медовый месяц, – подыгрывая Эннабел, продолжал Тримейн.
Он взял ее на руки и, осыпая поцелуями, закружил по комнате.
– Играет музыка. Ты помнишь, какая музыка звучала той ночью на балу?
– Бетховен. Мне кажется, это слишком серьезная музыка для медового месяца. Я бы предпочла Шопена.
– Кого?
– Извини…
Шопену тогда исполнилось только восемь лет. Он уже выступал с концертами, но в Англии о нем еще не слышали.
– О, я забыла. Когда я в твоих объятиях, мне все равно, какая играет музыка. Я таю от радости и счастья.
– Когда мы танцевали с тобой в первый раз, ты говорила не так. – Тримейн заглянул в глаза любимой.
При воспоминании об их первой встрече его лицо осветилось радостью.
– Маленькая взбалмошная янки.
– Южанка, пожалуйста! Вы, англичане, называете всех американцев «янки», а это слово очень оскорбляет выходцев из Джорджии.
– Хорошо. Этой ночью я буду называть тебя по-другому. Думаю, эти слова тебе понравятся больше. Дорогая, не пора ли нам в спальню? Вот и музыка закончилась.