Заклятие Лусии де Реаль (сборник)
Шрифт:
– Хороша свобода… – хмыкает Нортон.
– Ну, вот что! – начинает терять терпение Скунс. – Ты тут пораскинь пока мозгами, а я тем временем обслужу клиентов. Думай!
– Ладно! Я берусь за это дело! – с неожиданной решимостью выпаливает Нортон. – Сколько ты хочешь за свою карту?
– За карту? Ах, да… За карту… – растерянно бормочет хозяин бара. Похоже, мысль о продаже карты ему и в голову не приходила. – Значит, так… За карту мне пришлось выложить… сто долларов! Верни мне эти деньги, и мы квиты.
– Согласен. Деньги небольшие. Только… сейчас у меня и таких нет. Сам понимаешь…
– Да чего уж там! – одаривая Нортона умильной
– Идёт! – говорит Нортон, вставая и пряча карту в карман пиджака. – Деньги отдам, как только вернусь с этих… Багам.
Едва за Нортоном закрывается дверь, как бар взрывается дружным хохотом и насмешливыми возгласами.
– Ну, что я вам говорил? – торжествует Скунс. – Кто тут не верил, что я отправлю этого осла на Багамы искать пиратские сокровища? Да ещё с игрушечной детской картой, которую я когда-то купил сынишке за пятьдесят центов. А я ведь и карту продал ему за сто баксов! Больше того – он сам предложил мне за неё деньги! – корчится от смеха Скунс. – Уговор не забыли? То-то! А ну-ка, гоните сюда по десятке!
– Э-э, не-ет! – раскрывает свою лужёную глотку долговязый Стив Фобс. – Карту ты ему всучил! Это – факт! А вот поедет ли он искать твои сокровища, это надо ещё посмотреть. Так что с деньгами пока повременим.
– Чёрт с вами! – идёт на попятную Скунс. Похоже, удавшийся розыгрыш Нортона занимает его больше, чем какие-то восемьдесят долларов. – Но помните: как только этот олух царя небесного отправится на Багамы, деньги тут же на бочку! В другой раз, прежде чем заключать со мной пари, хорошенько подумаете: а стоит ли?
Первое время после отъезда Нортона на Багамы в баре «Некрополь», как, впрочем, и на всей улице Тополиной, только и разговора было, что о проделке Скунса и дремучей глупости Нортона. Если это правда, что тот, кого вспоминают, должен непременно икнуть, то первый месяц Нортон только то и делал, что икал. С утра до вечера. По вечерам – беспрерывно.
Больше всех потешался, разумеется, Сэмюэль Скунс. Он чувствовал себя героем дня. Он был на верху блаженства. Он сиял от удовольствия. Каждому новому посетителю бара Сэм по нескольку раз рассказывал, захлёбываясь от восторга, какую проделку он учудил с Нортоном. Рассказывал со всеми подробностями, смакуя каждое слово и всякий раз прибавляя к своему рассказу какую-нибудь новую пикантную деталь.
О Нортоне благодаря стараниям Скунса пронюхали падкие на сенсации газетные репортёры, и молва о нём разнеслась по всему городу. К счастью для Нортона, он был далеко от Мориона, и град насмешек и издевательств пришлось принять на себя Джине. Всякий раз, когда она проходила мимо «Некрополя», кто-нибудь из штатных посетителей бара, а чаще всего сам Скунс считали своим святым долгом расспросить её с преувеличенным интересом, не привёз ли ещё муж пиратское золото. Ей вслед улюлюкали уличные мальчишки, а дворовые кумушки при её появлении выразительно крутили пальцем у виска.
Хорошо, что когда-нибудь всему бывает конец. Пришёл конец и пересудам о Нортоне. Появились новые темы для сплетен, и мало-помалу о незадачливом кладоискателе стали забывать. Оставили в покое и его жену.
Прошло три месяца.
Знойный сентябрьский вечер. На Морион густым синим пологом опускаются сумерки. Над заливом большой
Неожиданно у бровки тротуара, почти рядом со столиками, зашуршав шинами, плавно останавливается роскошный белый «кадиллак». Все будто по команде умолкают и, раскрыв рты, впериваются удивлёнными взглядами в подъехавшую машину. Больше других удивлён враз забывший о своей бухгалтерии Скунс: на его памяти перед «Некрополем» такая машина останавливается впервые.
Из «кадиллака» неторопливо выбирается невысокий респектабельного вида мужчина лет сорока в новом с иголочки ослепительно-белом костюме, белизну которого подчёркивает виднеющаяся под ним чёрная рубашка, и такой же белой широкополой шляпе. Поприветствовав всех лёгким кивком головы, он направляется, слегка прихрамывая, к хозяину бара, застывшему с отвисшей от изумления, похожей на жирную сосиску губой.
– Привет, Сэм! Это я – Флойд Нортон! – медленно, с расстановкой произносит человек в белом. – Думаю, ты не забыл меня? Я принёс долг. За карту. Вот… как и договаривались, твои сто долларов.
Тараща на господина в белом круглые судачьи глаза, Скунс и дальше продолжает неподвижно стоять с раскрытым ртом. Такое впечатление, что он никак не может сообразить, что происходит. И только при виде стодолларовой бумажки, появившейся в руке Нортона, Скунс, похоже, начинает осознавать настоящий смысл происходящего.
– Нортон… так это всё-таки ты? Неужели ты… действительно… нашёл? – с трудом выдавливает из себя бармен.
– Как видишь, Сэм! – простодушно и в то же время со значением усмехается Нортон. – Правда, золота там оказалось несколько меньше, чем ты говорил, – не на три миллиона, а всего лишь на два с половиной. Но всё равно, Сэм, я благодарен тебе. Хоть раз в жизни ты совершил стоящий поступок. Спасибо, Сэм! Хотя… если по правде… я до сих пор не возьму в толк, почему ты сам, имея на руках такую карту, не отправился на поиски этого клада?
Лицо Скунса из пунцово-красного становится лилово-серым, гримаса злобы делает его похожим на бульдожье, а из судорожно задёргавшегося рта вырывается хриплый лай:
– Будь ты проклят, Нортон! Лучше бы ты… ты… сдох в утробе своей матери!
Оттолкнув Нортона в сторону, Скунс хватает первый попавшийся под руку свободный стул и со всего маху грохает им по витрине своего бара. Звон битого стекла только подстёгивает его. Подняв над головой стул, он с исступлённым воплем бросается к машине Нортона. Но тут на его плечах повисают несколько опомнившихся посетителей бара. Они с трудом вырывают у него стул, затем пытаются связать ему руки. Но бармен кусает одного за ухо, другого – за руку и вырывается от своих опешивших на мгновение усмирителей. Обхватив голову руками, ошалевший Сэмюэль Скунс пускается с неожиданной для его возраста и больных ног прытью в сторону порта, дико воя на одной длинной коровьей ноте: