Заклятие счастья
Шрифт:
Он сел к столу. Саша налила ему из кофейника большую пузатую чашку. Поставила на стол молочник, сахарницу. Подумав, влезла в холодильник, достала тарелку с нарезанной колбасой и сыром. Села напротив.
Чудеса, подумал Назаров. Он за утро ухитряется второй раз позавтракать. Со второй женщиной. Щедро одаривает его утро!
– Я не голоден, – отозвался он, когда Саша молча пододвинула ему тарелку с колбасой и сыром.
– Жена накормила завтраком? – ехидно поинтересовалась она, принявшись тут же накручивать на ладонь прядь непричесанных
– Жена, – кивнул он, прячась за пузатой чашкой. И тут же добавил: – Бывшая.
– Ого! Стремительно развиваются события.
Просто сказала, без особой радости или огорчения. Сказала, поставила свою чашку на стол, сложила руки, как школьница, уставилась на него. Не жадно, нет. Просто рассматривала, будто вспоминала.
– А ко мне зачем? – нарушила она томительную паузу, в течение которой он нарочито громко хлебал из чашки, а она его рассматривала. – По делу или как?
– И по делу тоже.
Все, кофе в чашке закончился. Прятаться больше было не за чем. Он поставил ее на стол рядом с Сашиной чашкой. Тоже уставился на нее. Только вот так смотреть, как она, он не мог. Он видел все по-другому. Перед ним сидела не пострадавшая молодая женщина, которой он должен был задать несколько вопросов и свалить. Перед ним сидела его любимая. С невыспавшимся, угрюмым, но самым прекрасным лицом на свете. Со спутанными волосами, всегда напоминавшими ему шелковые нити или водоросли, если она плыла рядом с ним. Кстати, она накручивает прядки на ладошку, это ведь его привычка! Он так всегда делал! Хрупкие ключицы под майкой, родинка на предплечье.
Как он мог думать, что забыл все это?!
– И по делу тоже, – повторил он.
– А если опустить дела, то зачем? Машину поставил рядом с воротами, – кивнула Саша на окно. – Ты так ее не ставил никогда. Оставлял у аптеки. Почему?
– Потому что… Потому что я надолго, Саня.
Он опустил глаза на ее ладошки, пальчики слегка подрагивали. Она волновалась? Она волновалась! Делала только вид, что сильна и независима. Только делала вид.
– И как надолго? – спросила она и сжала пальчики в кулачки. И повысила голос до гневных ноток. – На время расследования?!
– Насовсем, – буркнул он и глянул ей в лицо. – Ты не рада?
– Не настолько, чтобы броситься тебе на шею, – дернула она плечами и отвела глаза. – Ты поскандалил с женой. Пришел ко мне. Почему?.. А если мама вернется, что будет, представляешь?! Как ты объяснишь ей, что ты здесь? Или… Или ты уверен, что она не вернется, Назаров?!
И Саша расплакалась. Уронила голову на руки, уложенные на столе. Плечи судорожно вздрогнули. Худенькая спинка ощерилась бугорками позвоночника. Лопатки заострились. Ему видно было прекрасно, вырез на майке был глубокий и спереди и сзади. И жалко ее было так, что сердце заходилось. И обнять хотелось, и утешить. Только как? Наврать? Он не мог. Он был уверен, что Алла Геннадьевна не вернется. И был уверен, что убили ее в собственной постели, раз поменяли постель и выстирали тщательно. Прокипятили даже!
Но
– Я пришел к тебе, потому что ты до сих пор хранишь мою фотографию под своим матрасом, – выговорил он вслух то, что подумал.
Плач прекратился. Саша подняла голову, вытерла слезы ладошкой, шмыгнула носиком.
– А ты?! Ты, Сережа, что хранишь и где?! – спросила она с обидой.
– Я… – он стукнул себя кулаком в левую сторону груди. – Все вот здесь, Саня… Все здесь…
Глава 19
– Капитан! Ну, какого черта?!
Хмелев, когда Назаров вошел в его кабинет в половине двенадцатого, глянул на него поверх очков и со злостью швырнул на край стола какие-то бумаги.
– Виноват, товарищ полковник, – на всякий случай сказал он. – Проводил беседу с потерпевшей.
– Беседу он проводил! – фыркнул недоверчиво Хмелев и ткнул пальцем в разбросанные на краю стола бумаги. – Пока ты беседуешь, на тебя жалобы снова строчат!
– Кто на этот раз? Опять Горелов?
Протянуть руку и взять бумаги со стола, хотя они лежали довольно близко, Назаров постеснялся.
– Нет, дорогой мой капитан! На этот раз птица посерьезнее! Усов! Господин Усов накатал жалобу на тебя, на меня, а заодно и на весь отдел, включая экспертов! Будто ему нёбушко поцарапали! Тьфу, ты, господи! Присядь, чего столбом торчишь?! – прикрикнул на него Хмелев.
Назаров послушно уселся к столу для заседаний. Осторожно пристроил на нем локти, но сильно облокачиваться не стал. Ножки у старого стола разболтались, и тот покачивался.
– Что вот теперь делать-то, Назаров? Что прикажешь делать?! – Хмелев негодующе подбросил стопку листов. – Ты уедешь, а мне с этим дерьмом что делать прикажешь?!
– А в чем, собственно, дело, Андрей Иванович? Никакого нарушения процедуры не было. Он, как частый гость дома Беликовых, подпадал под подозрение. И чтобы с него их снять, был проведен анализ. Законность процедуры гарантирована!
– Думаешь? – с надеждой поднял на него Хмелев больные глаза.
– Уверен!
– Ладно, тогда вот что… – он сложил бумаги стопочкой и осторожно двинул их указательным пальцем в сторону Назарова. – Тогда сам и отвечай на жалобу. Ты у нас грамотный. Ишь как излагаешь! Сделаешь, капитан? Сочинишь? А я подпишу. А?
– Так точно, товарищ полковник. Будет сделано.
Он сгреб бумаги со стола Хмелева, положил на них локти. Глянул на начальника с обидой.
– Кто же распорядился Илюхина из-под стражи освободить, товарищ полковник?
– Суд, – коротко ответил Хмелев, снова глянув на него поверх очков. – Есть у нас в стране такая инстанция. Слыхал?
– Суд! – фыркнул Назаров. – А в суде председательствует Огнева двоюродная сестра! И мерой пресечения выбрана подписка о невыезде! А если он смоется?! Он же единственный на сегодняшний день подозреваемый, товарищ полковник!