Заклятые любовники
Шрифт:
— Ни перед кем.
Я протянула Винсенту руку, и он мягко привлек меня к себе.
8
— Сколько можно кормить меня водицей! Этак я никогда не поднимусь.
Недовольный голос дедушки ничем не напоминал тот слабый шелест, который я слышала по приезду. Горничная в светло — сером форменном платье и накрахмаленном переднике едва успела отскочить в сторону, когда я резко распахнула дверь в спальню.
Служанка мышью шмыгнула за дверь, а я прошла в комнату и остановилась, не зная, куда деть руки. Солнечный свет расплескался по стенам и по ковру, рисуя причудливые
— Доброго дня, дедушка.
— Пока что он отнюдь не добрый, леди. Подите-ка сюда.
Я подошла, не переставая удивляться могуществу магии армалов: мало того, что дед мог сидеть, в голос его вернулись командные нотки, а в движениях чувствовалась сила. Он уверенно указал мне на кресло, придвинутое к кровати. Сколько себя помню, в присутствии дедушки я всегда робела и чувствовала себя нашкодившей девчонкой. Сейчас ничего не изменилось.
— Что здесь делает герцог де Мортен?
От неожиданности я чуть не промахнулась мимо кресла, наткнулась на подлокотник и услышала, как хрустнул под юбками кринолин. Пришлось привстать и после этого медленно и степенно опуститься снова, как подобает настоящей леди.
— Он… приехал со мной.
— Что значит — с вами?! — дед сдвинул брови и подался вперед, тяжело опираясь о покрывало.
Я молча хлопала глазами. Не ожидала я, что меня встретят допросом про Винсента, скорее уж упреками о том, что я не соизволила навестить до недавнего времени.
— Язык проглотили? — ядовито осведомился дед.
— Он узнал, что вы больны, и любезно согласился мне помочь.
Ничего лучше я не придумала.
— И давненько его любезности распространяются на вас?
В висках застучала кровь, щекам стало горячо.
— Луиза Лефер, — угрожающе низкий голос деда звенел от гнева. — Немедленно рассказывайте все как есть.
Я вздохнула. Повертелась в кресле протянула руку ладонью вверх.
— Все началось с этого.
— прежде чем стянуть перчатку, потом
Лгать я не стала. Рассказывала о заклятии и о том, как прошла весь этот путь — от ненависти до простого и такого хрупкого счастья, а сама словно заново переживала каждый миг ссор и примирений. Мысль о том, что я не смогу вернуться в театр, больше не беспокоила. Да, я потеряла все свои роли — прошлые, настоящие, будущие, зато обрела себя настоящую.
Дед слушал внимательно, иногда хмурился, но чаще просто потирал подбородок: обычно это означало, что он всерьез о чем-то задумался. Я искренне надеялась на то, что он меня поддержит, но даже случись иначе, от своих слов я не откажусь. И уж тем более я не откажусь от Винсента. Разве что он сам меня об этом попросит.
Когда я закончила, воцарилось молчание. Долгое, тягостное, из тех, что кажутся бесконечными и наводят на мысли о надвигающейся буре. Когда дед начинал бушевать, это и в самом деле напоминало ураган — его гнев сметал все на своем пути, поднимал в воздух тучи пыли предыдущих ссор и ошибок, с корнями выворачивал деревья спокойствия, а
Он долго разглядывал крохотную змею на ладони, а потом взял мою руку и слегка пожал. Какая теплая у него сейчас ладонь!
— Что ж, похоже ваше прошлое вас настигло, леди.
И все?
— То есть… вы на меня не злитесь?
Дед довольно улыбнулся.
— Я всегда знал, что рано или поздно вы вернетесь к тому, от чего ушли. Вы оба.
— О, — только и сказала я, а он подтянул к себе столик — поднос, на котором стояла миска дымящимся бульоном и недовольно проворчал:
— Они всерьез считают, что мужчину можно поставить на ноги с помощью этого.
Я невольно улыбнулась. Если дедушка начал ворчать и ругаться, значит все в полном порядке.
— Нельзя же сразу набрасываться на жаркое. Позвольте, я помогу?
Он посмотрел так грозно, что пришлось опуститься обратно в кресло.
— Справлюсь сам, милая леди. А теперь расскажите, чем вы были так заняты все это время.
Когда дед подносил ко рту ложку, рука его едва заметно подрагивала, но я не решилась второй раз предлагать помощь, тем более что каждый даже самый маленький успех был для него настоящей победой. Не хотелось сейчас говорить о Глории, но дедушка ждал объяснений. Ждал слишком долго, чтобы сейчас я могла себе позволить и дальше избегать неприятного разговора. Я рассказала обо всем: почему не приезжала и как узнала о его болезни. Рассказала всю правду, не стала только упоминать о поддельном письме.
— Значит, Глория. — Он задумчиво пожевал губами. — Что ж, этого следовало ожидать.
Он дотянулся до колокольчика, висевшего над кроватью, и дернул за нить. Я же боролась с двойственными чувствами: если все так, как мачеха пытается представить, она действительно спасла ему жизнь. Без ее помощи он не протянул бы столько, и нам с Винсентом просто не к кому было бы ехать. С другой — она молчала, зная, что ничего не сможет сделать, что дни деда сочтены. Этого я ей простить не могла, как ни пыталась.
— Почему ты решила стать актрисой? У тебя же на лице все написано.
Я вздрогнула и посмотрела на деда.
— Иногда ты отчаянно напоминаешь свою мать. Та тоже оправдывала всех и вся.
— Я никого не оправдываю, дедушка.
— Да неужели? — он похлопал ладонью по покрывалу. — Иди-ка сюда.
Я шагнула к нему и сделала то, что хотела с тех пор, как оказалась в Вайд Хилле: заключила деда в объятия. Какое же это облегчение — прижаться к нему, уткнуться лицом в плечо и знать, что он поправляется! Щеку колола пробивающаяся щетина — совсем как в детстве, когда он легко, как пушинку, подхватывал меня на руки, и тихо всхлипнула. Хорошо. С ним все будет хорошо. Скорлупа страха, сковавшая сердце в Лигенбурге, рассыпалась окончательно.
— Ну, ну… мне тут только плесени не хватало, — недовольно проворчал дед, тем не менее все-таки обнял в ответ.
— Какой плесени? — я хлюпнула носом.
— Что значит какой? А кто мне тут сырость разводит?
Я помотала головой.
— Это не я.
— Милорд, — голос горничной прозвучал совсем рядом.
Я и не заметила, как она вошла.
— Пригласи-ка ко мне леди Лефер, да побыстрее, — произнес он, не спеша меня отпускать. — А заодно попроси Росса, пусть поручит кому-нибудь узнать о местах на поезда в направлении Лигенбурга.