Заключенный №1. Несломленный Ходорковский
Шрифт:
………………..
«Он просчитывал для себя сценарий посадки, но не ожидал, что компанию раздербанят».
………………..
«То, что компанию отберут, он не сомневался, но не догадывался, что помимо него еще кого-то арестуют».
………………..
«Он рассчитывал, что суд во всем разберется. Иначе это будет позор для страны».
………………..
«Я от него неоднократно слышал: «Приватизация была проведена несправедливо. Люди в стране никогда с этим не смирятся. Поэтому мы должны быть готовы, что за нами рано или поздно придут и это заберут». Я много раз от него это слышал».
………………..
«Он оказался заложником своих принципов. Давно мог «выторговать» свое освобождение и уехать. Он не просит помилования не по причине репутационных издержек, а потому что нет гарантии освобождения остальных. Он давно сформулировал как тезис, что должен выйти на свободу последним. Потому что все остальные фигуранты дела ЮКОСа сидят за то, за что можно посадить всю страну. МБХ относится
………………..
«Он не будет просить помилования, потому что это означает признание вины, которой нет. Хотя признавать вину по закону и не требуется…»
………………..
«В тюрьме он стал совершенно другой. Реальное изменение произошло»
………………..
«Да ни фига он в тюрьме не изменился. Он такой же, как и до нее…»
Как дети…
– Если перефразировать известный афоризм, то те, кто говорят о Ходорковском хорошо, знают его недостаточно; те, кто говорят о Ходорковском плохо, не знают его вовсе, – отмечает бывший юрист ЮКОСа Дмитрий Гололобов. – Мне лично Ходорковский запомнился достаточно «лояльным» (как он сам любил говорить) отношением к среднему и младшему «командному составу» компании. МБХ не выпячивал своего богатства и носил простые пластиковые часы. Но имел в частной коллекции много подаренных золотых. Как-то он объяснил мне свою теорию вреда и ненадежности азартных игр: «Когда играешь по маленькой, то нет реального азарта, а когда «по большой» – контроля». Для многих было важно, что Ходорковский не впадал в истерику, не повышал голоса на подчиненных и очень часто был склонен к простому «комсомольскому» общению с людьми любого уровня. Безусловно, его положительные черты, по словам многих, – способность не выигрывать, а проигрывать, когда он относился к поиску виноватых весьма «адекватно». Однако я лично слышал от многих знакомых топ-менеджеров, с которыми доводилось выпивать «рюмку чая», жалобы на то, что МБХ жадный и несправедливый. Это привело к известным разрывам с Сурковым, Кагаловским, Голубовичем и еще некоторым менее известным случаям. Однако за рамки «топов» это обычно не выходило. Хотя иногда поражало отношение МБХ к отдельным проектам (это я слышал от добрых трех десятков сотрудников компании): мог не дать 10 тысяч долларов на детально разработанный проект, в том числе такой, как ремонт детского сада, но случайно зашедшему менеджеру мог выдать три миллиона долларов на какую-то «потемкинскую деревню», которую он придумал за 2 минуты в приемной. Вообще, к любым, в том числе глубоко благотворительным проектам Ходорковский относился сугубо как бизнесмен: всегда оценивал скорость окупаемости и возможную прибыль (пусть не финансовую, а репутационную). В то же время многим сотрудникам и людям «вокруг» ЮКОСа МБХ почему-то запомнился только неоднозначными и предельно жесткими решениями, связанными с банкротством банка «МЕНАТЕП», сокращением персонала и заработных плат в «дочерних» компаниях ЮКОСа, что, разумеется, носило «капиталистически-вынужденный» характер и вряд ли может быть приписано каким-то личностным особенностям Ходорковского. Бизнес и время требовали подобных решений, иначе компания могла бы не выжить. Последний год-два перед «наездом» я опять же слышал от многих «топов», ответственных за различные политические аспекты деятельности компании, что Ходорковский не хочет прислушиваться к ничьим советам, и достаточно часто в ущерб «делу». Но вмешательство МБХ в юридические вопросы всегда носило достаточно лимитированный и рациональный характер: если просил описать риски того или иного проекта и если ему сообщали: «или так, или никак», то принимал решение сам, не обвиняя потом юристов в возникших проблемах. Однако «гонять» специалистов он любил, причем мог «насесть» на того, кто не мог от него адекватно защититься на интеллектуально-бюрократическом уровне.
Ни у кого из ведущих сотрудников не было уверенности, что их оставят в компании лишь из-за давнишних и близких отношений с Ходорковским.
Нет, подчеркивают Шахновский и Кондауров, «люди могли с ним спорить, убеждать, переубеждать». Но, взвешивая все «за» и «против», окончательное решение принимал он сам. «Не потому что действовал по схеме «я – начальник, ты – дурак», а потому, что все понимали его организационное превосходство. Добровольно понимали и принимали. Но его можно было переубедить».
Один из основных акционеров ЮКОСа Владимир Дубов говорит, что ни у кого из ведущих сотрудников, даже из руководящего звена, не было уверенности, что их оставят в компании лишь из-за давнишних и близких отношений с Ходорковским. «Я понимал, что если что-то сделаю не так, допущу ляп, то надолго не задержусь. Меня сразу не уволят, но постепенно я сойду на нет. Не было такой сытой уверенности – вот, мы здесь навсегда. Дружба дружбой, а работа работой – это четко разделялось».
Еще одна черта, которую подчеркивают все: принцип Ходорковского – в текущую работу не вмешиваться вообще. Всегда спрашивать только результат. «Если без его вмешательства было не обойтись, он вмешивался. Но ближайшее окружение никогда не могло на него давить, навязывать свою
Неприемлемо для него было и разбираться с оппонентами силовыми методами. Причем версию прокуратуры про убийства вспоминают единицы, остальные даже не считают нужным ее комментировать. «Все слова про убийства – это «бла-бла-бла», – говорит Илья Пономарев. – У нас служба безопасности никогда не была силовой. В большинстве компаний – да, службы безопасности занимаются силовым сопровождением, охраной – как раз могут стрелять. А в ЮКОСе служба безопасности была выстроена бывшими сотрудниками БХХС, занималась по преимуществу экономическими преступлениями: мониторингом трубопроводов – чтоб врезок не было, проверяла, не берет ли кто откаты, у кого из партнеров двухсторонние интересы… Подавляющее количество олигархов реально кидают, реально разводят, реально применяют силовые методы. Этого для МБХ не характерно. Кидали и подставляли его, будь иной на его месте – того, кто кидал, давно бы не было в живых. Стрелять не в духе МБХ. Его от этого выворачивало».
А что говорит по поводу своей жестокости сам наш герой?
– Когда под твоей ответственностью коллектив в 140 тысяч человек, по-другому нельзя. Я не смогу работать – объяснял он родителям, когда те аккуратно интересовались, неужели, Миш, правда, что ты жестко относишься к персоналу. Родителям просто иногда на него жаловался кто-нибудь из сотрудников. Но сын тут же добавлял: «Если у кого-то со здоровьем нелады или дома что-то серьезное произошло, я помогу». И помогал.
Ельцину – «царю» тогда можно было указывать на его и правительства ошибки и не опасаться последствий.
Что был жестким, признает, в меру циничным – тоже, расчетливым и прагматичным – да. «Я не святой», – не раз говорил он. Причем даже в суде говорил… Еще, говорит, его можно обвинить в жестокости при приватизации. Вот покойный Владимир Виноградов («Инкомбанк») мешал ему в борьбе за ЮКОС, он предложил ему отступные, тот отказался – он выиграл, заплатив больше «живых» денег. А как иначе? Обычная практика: PR, лобби, деньги, не полностью независимые суды. Но только не криминал. Если бы кто-то был замечен в этом, с ним переставали иметь дело. Из соображений безопасности. Еще Ходорковский очень четко разделяет ельцинский и путинский режим. Период первого – времена в «высшей лиге» «вегетарианские» [8] . Хотя тогда это не без оснований могло выглядеть иначе, да и сейчас далеко не все с этим согласны. Но всё познаётся в сравнении… Период второго – «день рейдера» и запредельный «уровень отморозки»…
8
Из переписки Ходорковского М. Б. и Улицкой Л. Е. «Улицкая – Ходорковский. Без протокола», «Новая газета» № 100 от 11 сентября 2009 г.
А главное – и мы опять возвращаемся к Ельцину, – «царю» тогда можно было указывать на его и правительства ошибки и не опасаться последствий.
– Я предупреждал: воспользуюсь той дурью, которую они понапишут. И пользовался любой дыркой в законодательстве и всегда лично рассказывал, какой дыркой в их законах и как буду пользоваться или уже пользуюсь. Возможно, это был грех тщеславия. Но, надо отметить, они вели себя прилично: судились, перекрывали дырки новыми законами, злились, однако никогда не обвиняли меня в нечестной игре. Это был наш постоянный турнир. Прав ли я был? Не убежден. С одной стороны, объективно поднимал промышленность, с другой – подставлял далеко не самое плохое правительство. С одной стороны – вкладывал все доступные средства в индустрию. Эффективно вкладывал. Сам не шиковал и не давал другим. Искать дырки в законах и пользоваться ими – вот где проходил для меня барьер дозволенного. А демонстрация правительству его ошибок – главное интеллектуальное удовольствие в этой сфере в тот период [9] …
9
Из переписки Ходорковского М. Б. и Улицкой Л. Е. «Улицкая – Ходорковский. Без протокола», «Новая газета» № 100 от 11 сентября 2009 г.
Тогда ему в этом не препятствовали, и главное – не вынуждали менять позицию под давлением силы, а не аргументов, чего он так терпеть не мог…
Часть II
Неудобные мысли Ходорковского
Глава 10
Кризис
Все, что произойдет с Ходорковским после кризиса 1998 года, он назовет «неудобными мыслями». Настолько неудобными, что и бороться с ними не сможет. Он больше не будет получать «интеллектуальное удовольствие» от демонстрации правительству его ошибок. Он больше не будет рассматривать бизнес как игру. Он больше не будет думать лишь о сотрудниках своего, отдельно взятого коллектива. Наконец, он больше не захочет быть просто «директором большого завода»…