Заколдованная школа. Непоседа Лайош
Шрифт:
— Ты не принес игрушек, Дани? — спросила и учительница.
— У нас шахматы будут на двоих, — заявила девочка с бантом. — Это даже хорошо, что он ничего не принес. С кем бы я тогда играла?
— Ты умеешь играть в шахматы? — удивился Дани. Вот уж никогда не подумал бы!
— Умею. А ты?
— И я умею. Немножко.
— Сыграем?
— Можно.
— Выбирай, белые или черные? — великодушно предложила девочка.
Тут Дани пообещал принести завтра в школу цитру. Соседка обрадовалась. Даже позволила Дани выиграть первую партию, и только начали
— Марти Кукукк, не разговаривай!
Девочка с бантом вскочила. Теперь-то Дани понял, что Кукукк ее фамилия и она вовсе не вышучивала их с Карчи. А зовут ее Марти.
— Просто мне Дани сказал, что умеет играть на цитре, — сообщила Марти весело. — И я очень обрадовалась!
Учительница тоже обрадовалась.
— Вот и чудесно, Дани, сегодня же и покажешь нам свое искусство. После обеда в продленной группе будет праздник. Дани сыграет на цитре, а куклы будут танцевать. Кукольный бал!
Кукольный бал…
Картофельный бал, картофельный бал! Дядя Ферко на лавочке спал…
Дани решил, что после обеда ни в какую продленную группу не пойдет. Он лучше убежит. Навестит дядю Ферко.
Он едва дождался конца обеда. Есть не хотелось. Правда, супу немножко съел, но только потому, что им разрешили самим налить себе из большой супницы. Кто сколько хочет. Многие нарочно наливали поменьше, чтобы поскорей съесть и налить еще. Обычно ведь дома детям разливать суп не разрешают. Боятся, что разлить-то разольют, да не туда, куда нужно, а на скатерть. С Кочишем-младшим именно так и получилось. Но его не ругали, посыпали пятна солью. Дани отдал ему свою порцию мяса, но попросил вернуть кость. Кости нужны для Щенка — чтобы зубы окрепли.
После обеда Дани помчался домой. В школьном портфеле оставил только кость и туда же посадил Щенка. Дядя Ферко ему обрадуется. Пусть и собака его порадуется, все-таки Щенок — ее сын.
Он долго стоял на автобусной остановке. Автобус, наверно, уже ушел. И хуторских ребят не было видно… Дани зашагал пешком.
Шел он и шел… Так часто начинаются сказки. Или так: в некотором царстве, в некотором государстве… В некотором царстве, некотором государстве жил-был мальчик. Звали его Дани. И была у Дани собака. Вот отправились они бродить по свету, шли куда глаза глядят — то есть на хутора. Шли и шли, а дороге конца нет. Собаке-то ничего, она сидела в портфеле и грызла кость, а вот хозяин ее шел пешком. Шел и шел. И уже очень устал. Тогда он сказал: «Чур-чур, явись передо мною моя золотая карета!»
Лучше бы, конечно, попытаться остановить машину. Есть такой способ — автостоп. Карчи однажды рассказывал, давно, еще на хуторе, что это плевое дело, он уже много раз так путешествовал. И всегда все шло как надо. Машины останавливались и везли его в город.
Сел Дани на километровый столбик и стал ждать. По дороге бежало много машин. Дани руки не подымал, не махал им — не знал, что так полагается. Он просто сидел и ждал, что какая-нибудь машина остановится. Но машины проскакивали мимо, даже не притормозив. Прошло много времени,
— Я убежал из дому, — тотчас сообщил ему Дани.
— И куда же ты путь-дорогу держишь? — поинтересовался папа, освобождая место рядом с собой.
— Мне нужно посмотреть, как там дядя Ферко. Очень нужно.
— Из-за этого убегать не стоило. Я бы сам и отвез тебя.
— Прямо сейчас?
— Нет. Сейчас я за больным еду. Другое направление. Но на днях повезу нашим старичкам лекарства.
— И меня возьмешь?
— Возьму.
— А после, когда уже повидаем дядю Ферко… поедем в школу… то есть мимо школы проедем?
— Можно и проехать.
— Папа! Знаешь, папа… ты самый… самый лучший шахматист на свете. Я уже и Марти Кукукк сказал.
— А кто это?
— Одна девочка. Она умеет играть в шахматы. Веришь? Но я ей сказал: подумаешь! Мой папа еще лучше играет!
— Представляю, как она обрадовалась.
— Она не обрадовалась. Но я, может, и буду с ней дружить.
— Хорошо бы. Ведь на хуторе у тебя было много приятелей.
— А сейчас вот один я.
Папа включил радио. Передавали цыганскую музыку. Но папа слушать все же не стал, выключил.
— Я вот что хочу сказать тебе, сынок. Мама и я очень, знаешь ли, тебя любим.
В машине стало тихо-тихо. Только усердно щелкали «дворники». Их включил Дани, хотя дождя не было. Прошло сколько-то времени, вдруг Дани сказал папе:
— Спасибо.
— Я потому тебе об этом сказал, чтобы ты помнил, когда опять надумаешь пуститься в бега.
— Я бы сейчас домой поехал.
— По-моему, так и следует. Автобус в город пойдет через двадцать минут. Подожди его на остановке. Вот она, я тебя здесь и высажу.
— Какой навес красивый!
— Надеюсь, ты не боишься один?
— Что ты, папа!
— Я вижу, и Щенок с тобой?
— Не беспокойся! Я за ним присмотрю!
Хозяин мохеровой собачонки
Дома оказался один Бенце. Его физиономия опять была вся в красных пятнышках.
— Я только-только закончил, — заявил он деловито. — Вдруг мама все-таки испугается, подумает, что ветрянка. В прошлый раз она и внимания не обратила. Она ведь в последнее время все над Мишкой дрожит. Вот и сейчас ушла с нею к доктору.
В дверях позвонили. Бенце рыбкой метнулся в постель. Дани побежал открывать. На пороге стоял Тамаш, тот самый, который встретился им с мамой на улице. И которому мама тогда так обрадовалась. Но Дани и сейчас радоваться не хотел. Он молча смотрел на Тамаша в щелку едва приоткрытой двери и опять с ним не поздоровался.
— Привет, Дани. Не узнаешь?
— Узнаю. У вас мохеровая собачонка.
— Можно войти?
— Дома никого нет, только мой младший брат.
— Ну что ж, по крайней мере, познакомимся.