Заколдованная
Шрифт:
— Кроме того, — добавил Доминик, — разве ты не помнишь, что я говорил тебе о самом лучшем способе захватить хорошо укрепленный замок?
— Путем вероломства, — охрипшим голосом проговорила Мег. — Изнутри.
— Верно.
— Что ты будешь делать? — спросила она.
— Каким-то образом они украли у нас Дункана. Мы его выкрадем обратно.
— Как? — спросил Саймон.
— Сетью, — коротко бросил Доминик.
— А дальше?
— Мы внушим Дункану, кто он такой, — сказал Доминик. — Потом пошлем его обратно в замок
Свен тихо засмеялся.
Саймон просто усмехнулся.
— Как это похоже на тебя, брат. Смело, но без крови.
— Нет большого смысла в том, чтобы убивать хороших воинов, когда есть способ получше, — ответил Доминик, пожимая плечами.
— Нам лучше поспешить с нашим хитрым планом, — вмешалась Мег. — Чем скорее мы…
— Мы? — перебил Доминик.
— Да, муженек. Мы.
Все выражение веселости и снисходительности исчезло с лица у Доминика.
— Нет, — отрезал он. — Ты носишь под сердцем будущее замка Блэкторн. Останешься здесь.
Мег крепче сжала губы.
— Мне еще много месяцев носить твоего наследника, — сказала она. — Я могу ездить верхом не хуже любого из твоих рыцарей. Я не какая-нибудь изнеженная леди, неспособная поднять оброненную туфлю.
У нее в голосе и в выражении лица было ничуть не меньше решительности, чем у мужа.
— Нет, — повторил Доминик.
Саймон посмотрел на брата, беззвучно выругался и сделал то, на что решились бы немногие, видя Доминика в такой ярости. Он намеренно откашлялся, привлекая к себе внимание брата.
И его гнев.
— Ну, что там такое? — прорычал Доминик.
— Если Дункан ранен, Мег может вылечить его. Если заколдован… — Саймон пожал плечами. — Что одна колдунья заплела, другая может расплести.
— Мы ведь все равно собирались поехать со всем хозяйством в Карлайл, пожить там несколько недель, — невозмутимо сказала Мег. — А оттуда до Спорных Земель всего несколько дней неторопливой езды верхом.
Доминик оставался безмолвным и грозным, словно обнаженный меч. Потом он поднял руку и взял Мег за подбородок.
— Будь на то воля Господа, я смог бы пережить потерю ребенка, — тихо проговорил он. — Но не тебя. Ты — мое сердце.
Мег повернула голову и поцеловала покрытую шрамами руку, которая так нежно держала ее за подбородок.
— Мне не снились глендруидские сны о смерти, — сказала она, — а расставание с тобой — это как смерть. Возьми меня с собой. Позволь мне делать то, для чего я была рождена.
— Лечить? — Да.
Все долго молчали. Потом Доминик мягко отпустил подбородок жены и повернулся к Свену.
— Скажи конюхам, чтобы подготовили лошадей к рассвету.
— Сколько лошадей, лорд?
Доминик помолчал, посмотрел в бесстрашные, как у всех глендруидов, глаза Мег и увидел, как должен поступить, нравится ему это или нет.
— Четыре.
Глава 16
За
Опасность.
Он потянулся к мечу, как часто делал это на протяжении двенадцати дней, прошедших после свадьбы. Запоздало понял, что еще не совсем проснулся и что был совершенно обнажен.
Убеждая себя, что его встревожил просто сон, он все же тихо поднялся с постели и зажег по всей комнате свечи — чтобы нигде не осталось больше теней, в которых могли бы прятаться враги. Лишь после этого он вернулся в постель так же бесшумно, как встал.
— Дункан?
Он опять вздрогнул, потом повернулся на бок, в ту сторону, откуда послышался голос, одновременно и знакомый, и странно чужой. Мысли, подобно черным молниям, метались среди темных теней, из которых состоял его разум.
Она не из моего прошлого.
Опасность!
Меня окружают враги.
Опасность!
Но в то время как часть сознания Дункана кричала ему об опасности, его недавние воспоминания высмеивали ее, ибо в замке Каменного Кольца он нашел лишь доброту и пылкую страсть.
Что, если я схожу с ума?
Что, если я разорвусь пополам и умру в корчах, пока тени мрака и янтарный свет будут сражаться за мою душу?
Единственным ответом ему было внутреннее молчание, полное противоречий.
Выпавшее из его памяти прошлое возникло у него в сознании в виде беспорядочных обрывков и осколков, имен без лиц, мест без названий и лиц без имен. Он походил на разодранный гобелен: где-то уже распушено, где-то еще заткано, нити запутались и истерлись.
Временами — и это были самые плохие времена — он видел, как тени отступают, открывая его память. Именно тогда на него накатывалось настоящее отчаяние — словно черный лед, оно замораживало все вокруг.
Он боялся своей возвращающейся памяти.
Что со мной происходит? Раны Господни, почему я боюсь того самого, чего жажду?
С горестным стоном Дункан охватил руками голову. Через мгновение чьи-то пальцы стали нежно и настойчиво гладить его пальцы, крепко прижатые к вискам.
— Темный воин, — раздался шепот Эмбер. — Успокойся.
Если Дункан и слышал, то не откликнулся ни звуком.
Горячие слезы покатились по щекам Эмбер, когда она восприняла и разделила страдания Дункана.
Как и Дункан, Эмбер чувствовала, как его память постепенно оживает. Она видела лица там, где раньше двигались только тени, слышала имена там, где раньше царило молчание, ощущала работу челнока времени. Не хватало лишь узора, который свяжет все воедино, но и он тоже вскоре вернется. Она была уверена в этом.
И тогда она испытает на себе гнев гордого воина, которому нанесли поражение исподтишка вместо того, чтобы дать ему сразиться в открытом бою, как ему было на роду написано.