Заколдованные леса
Шрифт:
У него было двое сыновей, и моего брата, младшего из нас двоих, звали Алаби, а наша сестра Ашаби родилась у матери как третий ребенок, или позже нас обоих. Но, поскольку дети прилежных работников вырастают обычно лентяями, лодырями, негодниками и проч., мы с братом были настолько ленивые, что никогда не помогали отцу в крестьянской работе на его земле. Да меня-то, правда, никогда не привлекала крестьянская работа. А наш отец вскоре окончательно одряхлел от старости и принялся покупать нам еду и одежду в кредит. Но однажды, когда отец не сумел расплатиться за некоторые из кредитных долгов, его кредитор обошелся с ним как со срамным и постыдным бедняком. Увидевши такое обхождение, я ужасно
— О младший брат мой, мы уже достаточно взрослые, чтобы отправиться в поисках работы на чужбину. А когда через несколько лет нам удастся заработать прилежным трудом достаточную сумму денег, мы вернемся домой и отдадим деньги родителям, чтобы освободить их таким образом от бедности и долгов.
Младший брат согласился со мной без всяких возражений и в тот же миг. На другое утро я позвал в гостевую залу наших родителей и младшую сестру. Когда они собрались, я открыл им, что мы с братом отправляемся на чужбину в поисках работы. Отец сказал мне, что он и мать будут нам очень благодарны. Тогда я спросил его, чем он снабдит нас в долгий путь. Но он ответил, что, как нам уже известно, у него нет ничего, кроме рабочих рубах, фартуков, мотыг да кинжалов для рубки тростника. И вот без долгих раздумий надел я одну из его рабочих рубах, подвязал, как полагалось, фартук, положил в сумку две мотыги и два кинжала, а сумку дал нести младшему брату, который тоже надел одну из отцовых рубах и подвязал, как полагалось, рабочий фартук. После этого мы сказали родителям «до свидания», а они в ответ помолились об нашем благополучном возвращении домой. Так мы расстались в то утро с родителями, чтобы отправиться на чужбину, или в неведомые места.
Одолевши сколько-то миль, мы дошли к шести часам вечера до конца тропы, по которой ушли утром из нашей деревни. И когда наступила темнота, завершили свой дневной путь. Нам светила, конечно, с неба луна, но она была молодая и поэтому не очень яркая. А поскольку у нас не было еды, голод мешал нам как следует уснуть, и так продолжалось до утреннего рассвета. Мы поднялись на самой ранней заре и отправились в путь по бесконечным джунглям на пустой желудок. Но мили через две, не встретивши никого в пути, увидели зато у подножия большого дерева множество спелых плодов манго и других съедобных фруктов.
Их, как нам подумалось, принесли туда с какой-нибудь дальней фермы обезьяны или похожие на обезьян по древолазанью существа. Мы, конечно, сразу остановились и с великой жадностью набросились в застарелом голоде на фрукты, но лучшие из них не съели, а положили в сумку, чтобы подкрепиться ими, когда нас опять постигнет голод.
Часа через два мы снова пустились в путь и шли уж до самого вечера, а потом остановились, чтобы поесть и сразу лечь спать. Поевши, мы улеглись на большое поваленное дерево и проспали до утра. Но нам пришлось пробираться по этим бесконечным джунглям девять дней, прежде чем мы оказались в их центральной лесной чащобе. А поскольку оба из нас устали и занемогли идти дальше, мы сделали привал под прокладной тенью огромного дерева.
Привалившись к его стволу, мы обсуждали, чего бы нам поесть, когда вдруг заметили невдалеке больше двух сотен самых разных по величине птиц, которые летали с оглушительным и устрашающим щебетом вокруг старой женщины, полускрытой страусом. Потому что перед ней к тому же шел еще и страус. Такой громадный и высокий, что мы никак не могли ее рассмотреть. А страус вышагивал то туда, то сюда, будто он вел эту старую женщину, или указывал ей путь. Когда сворачивала направо или налево старая женщина, в тот же миг и в ту же сторону сворачивал страус.
В первое мгновение нам захотелось броситься что было духу наутек, но мы не знали, в какую сторону броситься среди этих бесконечных джунглей, а поэтому недвижимо стояли на месте и во все свои глаза рассматривали старую женщину, которая подходила к нам вперевалку все ближе. Когда она подошла совсем близко, мы ее наконец рассмотрели. Ноги у нее покрывал пух, от колен до талии она обернула себя тигровой шкурой, а выше талии поросла мягкими перьями. Грудей у нее под перьями было почти не видно. Но на лице перья не росли, а с головы свешивались жесткие белые волосы. Красные глаза от старого возраста глубоко ввалились, зато почти все зубы, наоборот, вывалились, и рот бесперестанно шевелился, как если бы она жевала им пищу.
Вот, значит, подступила женщина к нам совсем близко и подняла голову. И едва она нас заметила, мгновенно шагнула прямо к нам. А страус, увидевши, как мы их всех с ужасом разглядываем, свирепо бросился вперед, чтобы разодрать нас в клочья, но мы только поспешно вскочили и плоско прижались к огромному дереву, под которым сидели. Да и птицы — что большие, что маленькие — разом и сообща рванулись на крыльях вперед. Они защебетали ужасней прежнего, и они когтили нас всеми своими лапами, пока к нам не подошла сама Перистая Женщина. А когда она подошла, разлетелись на две стороны, чтоб ей было лучше видно. Страус тоже отступил в сторону и пристроился возле нее по левую руку. Убедившись, что мы рассматриваем ее с превеликим ужасом да еще и содрогаемся от ужасного страха с головы до ног, она устрашающе, но негромко спросила:
— Чем это вы тут оба занимаетесь на моей земле? Или вам, быть может, неведомо, что эти джунгли принадлежат мне одной?
Как только умолк ее вопрос, я незамедлительно и дрожащим голосом ей ответил:
— Мы, конечно, всячески сожалеем, что пришли к вам сюда без вашего разрешения, но я очень прошу вас уделить нам еще пять минут — для рассказа, почему мы ушли из дома, прежде чем оказались в этих джунглях.
Перистая Женщина несколько раз попридержала своего страуса, который бесперерывно хотел броситься на нас, а сама в это время проговорила:
— Да-да, я с удовольствием выслушаю твой рассказ.
И пока мой младший брат Алаби по-прежнему дрожал от страха, я принялся рассказывать и сказал так:
— Дело, видите ли, в том, что наши родители, по великой бедности своей, не могли нас даже прокормить. И мы с братом решили сообща отправиться на чужбину в поисках работы, чтобы, когда получим деньги, отдать их после возвращения домой нашим родителям.
Перистая Женщина сколько-то минут молчала, но рот у нее все время шевелился вверх-вниз, хотя ничего не жевал. Пока она молча стояла в недвижимости (кроме рта), птицы расселись по ее плечам и голове, будто они все еще прислушивались к моему горестному рассказу. После короткого молчания Перистая Женщина спросила:
— Ну а известно ли, между прочим, вам обоим, как меня зовут?
— Нет, — единогласно признались мы с братом. А она сказала:
— Меня зовут Колдунная Владычица джунглей. Я хозяйка этих джунглей с начала всех земных начал. Никто здесь не живет, кроме этих птиц (она указала пальцем на птиц), которые были раньше людьми, но обернулись, по моему заклятию, птицами, когда вторглись без разрешения в мои джунгли, вроде вас. — Едва Перистая Женщина назвала свое имя (Колдунная Владычица), все птицы вспорхнули вверх, облетели с громким щебетом вокруг нее и снова сели. Это они показали нам свое уважение к ней. А севши, опять умолкли и стали слушать, что она скажет.