Заколдованный остров
Шрифт:
"Кое-что соображаю", - с удовольствием подумал Влад, задвигая ящик тумбочки.
Чтобы проверить, как все это выглядит со стороны, он подошел к настенному зеркалу - и неожиданно обнаружил, что приплюснутый шар, продолжавший висеть над его головой, из темного превратился в светло-серый и не казался уже таким плотным, как раньше. Теперь он больше походил не на грязное пятно, а на сгусток тумана. Влад не знал, плохо это или хорошо, но почему-то был уверен, что никаких неприятностей такая метаморфоза ему не принесет. Сгусток тумана был порождением удивительного кольца.
Он пристально
Влад еще некоторое время стоял перед зеркалом, сосредоточенно покусывая губу, а потом торопливо направился к телефону. Сев на диван, он снял трубку и дважды нажал на одну и ту же белую кнопку с черной угловатой цифрой "три". Номер Вийона он помнил так же хорошо, как номер Дилии: у Дилии были две четверки. Прижав трубку к уху, Влад нетерпеливо вслушивался в тихие протяжные гудки. Вийон мог еще спать крепчайшим сном после вчерашнего, и тогда, чтобы его разбудить, нужно было что-то гораздо более громкое, чем звонок телефона. Вийон мог уже вовсю заниматься дегустацией вина и пива в любом кафе любого квартала. Наконец, он мог, отведав разных кружащих голову напитков, отправиться бродить по улицам, предаваясь мыслям о возвышенном, о прекрасном, срывая цветы и любуясь совершенством форм и изяществом линий...
– Я слушаю, - раздался в трубке недовольный голос Вийона.
– Это, конечно же, ты, Влад?
– Как ты угадал?
– удивился Влад.
– Доброе утро.
– Именно утро, - буркнул Вийон, - и ничего доброго я в нем пока не нахожу. Кому же еще, кроме тебя, придет в голову трезвонить в такую рань? Куда ты вчера подевался, кулачный боец? Так хорошо сидели, Грустную Певицу слушали...
"Он-то откуда знает, что мне дали по физиономии?
– вновь удивился Влад.
– Разве он тоже был в амфитеатре?"
– Так ведь ты же заснул, - сказал он.
– Не хотелось тебя будить, уж больно ты сладко спал.
Вийон негодующе фыркнул:
– Спал! Как бы не так! Размышляя о вечном, погрузился в грезы. Это, если хочешь, можно назвать трансом, но никак не сном. Тело здесь, внизу, а душа витает. Вышел из транса, а тебя и след простыл.
Подожди-ка, Влад.
– В трубке послышались какие-то невнятные звуки, похожие на плеск и стук стекла о стекло. Видимо, у Вийона все было под рукой.
– А тебя и след простыл, - повторил он после небольшой паузы.
– А теперь ты опять появился, хоть и не непосредственно, а по телефону - да состояние у меня, к сожалению, не то. Нет парения, Влад, нет парения.
– Парение - дело наживное, - заверил его Влад.
– Скоро появится, я уверен.
– Твои слова меня здорово утешают, - в трубке вновь раздался плеск льющейся в бокал жидкости.
– Парение - тонкая вещь, Влад. Не всегда приходит, нужен настрой, особое состояние души, особая нота. Как бы звучание готовой вот-вот лопнуть струны, только наоборот. Это сложно, Влад.
"Вот уж действительно, - с иронией
– Звучание наоборот такое не каждый поймет, далеко не каждый. Скорее уж, каждый не поймет, если тоже наоборот..."
– А ты не помнишь, случаем, где тебя вчера Вода накрыла?
– спросил он.
– В каком квартале?
– И ради этого стоило меня будить?
– возмущенно воскликнул Вийон и в трубке забулькало.
– Это что, имеет какое-то отношение к судьбам мира?
– Может быть и имеет. Готов поспорить, что ты просто не помнишь.
– А вот и помню, - уязвленно сказал Вийон.
– По-моему... ну да, в аккурат напротив ворот пекарни. Я еще бродил и думал: вот, думаю, в пекарне выпекают хлеб для тела, но он не главный. Главный хлеб - тот, который питает душу, которым питается душа. Такие вот у меня возникли ассоциации. А тут потоп, но опять же для тела. Что такое тело, Влад?
Форма, оболочка, пустой бокал. Его-то можно промочить - и пусть себе мокнет!
– но душа все равно останется сухой. Хотя, конечно, при мокром теле настроение уже не то. Что, проспорил, Влад?
– Настроение не то, весь промок - и вдруг: утренняя песня и лепесток в бокале, да?
– Какая песня, какой лепесток?
– Вийон, кажется, ничего не понял.
– И бокала-то нет, не то что лепестка. Еле добрался до ближайшего подвальчика. А там уж точно - и песни... и бокалы с лепестками.
Очень, понимаешь... хорошо после такой-то передряги, - Вийон начал слегка спотыкаться на словах.
Мечтатель-бродяга явно ничего не помнил о кольце. Однако провалы в памяти были у него иной природы, нежели у Дилии: непрестанно поглощая вино, можно напрочь забыть не только то, что делал вчера, но и собственное имя!
– А разговор наш ты помнишь, Вийон? Сначала пела Грустная Певица, а потом мы с тобой разговаривали.
– К-конечно! Хорошо поговорили, Влад! И вообще хорошо посидели, только ты потом куда-то исчез. Пришлось мне без тебя продолжать.
– Понятно, - сказал Влад.
– Голова у меня разболелась, вот я и ушел.
Ладно, не буду тебя больше донимать своими расспросами. Отдыхай.
– И тебе удачи в де... в делах, - запинаясь, выговорил Вийон.
Влад положил трубку и вновь осмотрел свое маскировочное приспособление. Перстень с желтым, в прожилках, янтарем прочно сидел на кольце, скрывая его от постороннего взгляда. Влад собрался было встать, но еще одна внезапная мысль приковала его к дивану. Подперев кулаком подбородок, он начал сосредоточенно выстраивать новую цепочку рассуждений.
Без кольца он был слеп. Кольцо помогло ему начать разбираться в истинном положении дел (если, конечно, его предположения подтвердятся). Во всяком случае, кольцо помогло ему заметить некоторые странности в окружающем. Тот, кто владеет кольцом, видит суть, ту самую внутреннюю суть, о которой говорила Дилия. Кольцо можно замаскировать любым перстнем. Такое же кольцо может быть у любого прохожего - ведь кто-то же его потерял (если только оно не упало с неба или не было принесено Водой невесть откуда). У любого прохожего... У любого? У любого слуги, электромонтера, разносчика газет, пастуха, слесаря?