Закон и женщина
Шрифт:
Я молчу, вполне наслаждаясь счастьем слышать эти слова и видеть любовь и благодарность, которыми светятся его глаза. Потом я собираюсь с духом и задаю вопрос, от которого зависит наше будущее.
—
Вместо того чтобы ответить прямо, он начинает расспрашивать меня.
— Письмо у тебя?
— У меня.
— Запечатанное?
— Запечатанное.
Он молчит, обдумывая то, что намеревается сказать.
— Позволь мне увериться, что я понимаю свое положение, — продолжает он. — Положим, что я решусь прочесть письмо…
Я прерываю его. Я знаю, что я обязана воздерживаться от выражения своих чувств, но в этот раз я не в силах исполнить свою обязанность.
— Милый мой, не читай письма, пощади себя…
Он останавливает меня.
— Я думаю не о себе, — говорит он. — Я думаю о моей покойной жене. Считаешь ли ты, как и мистер Плеймор, что если я откажусь от публичного оправдания себя в течение своей жизни, если я оставлю письмо нераспечатанным, то я пощажу этим память моей покойной жены?
— О, Юстас, в этом не может быть сомнения!
—
— Да, да!
— Но будешь ли ты довольна мной, Валерия?
— Да, милый мой.
— Где письмо?
— В руке твоего сына, Юстас.
Он переходит на другую сторону постели и подносит к губам розовую ручку младенца. Он стоит так несколько минут в грустном совещании с самим собой. Я вижу, что его мать тихо отворяет дверь и следит за ним, как и я слежу за ним. С тяжелым вздохом он опускает ручку младенца на запечатанное письмо и этим как бы говорит: я оставляю его тебе!
Вот как это кончилось. Не так, как ожидала я, не так, как, наверное, ожидали вы. Можем ли мы знать наперед, как исполнятся наши лучшие желания? Будущее известно одному Богу, и это к лучшему.
Закрыть ли мне рукопись? Да. Мне больше нечего сказать вам. Кроме нескольких слов в заключение. Не будьте слишком строги к увлечениям и ошибкам моего мужа. Браните меня сколько угодно. Но прошу вас, думайте снисходительно о нем.