Закон обратного волшебства
Шрифт:
— Что он делает?
— А вы никогда не замечали?
— Нет, я замечала, но…
— И у него тоже проблемы, потому что проблемы вашей бабушки немедленно начинают волновать и его: Странно, что он сегодня не примчался. Видимо, ей удалось все от него утаить, когда он звонил.
О да. Бабушка могла утаить все, что угодно, от кого угодно!
— Если бы я хотел вас ограбить, я мог бы сделать это уже сто или двести раз, и, кроме того, мне не надо было бы вначале убивать соседа, привлекая сюда
— Какие… профсоюзы?
— Успокойтесь, — сказал он сердито, вдруг устав от своего монолога, — я не убийца и к соседу никакого отношения не имею. Все будет хорошо, мы благополучно вернемся домой, обещаю вам.
— Юра, — фальшиво сказала Анфиса, — вовсе ничего такого я не имела в виду!
— Имели, имели! Идемте. Сейчас во коридору направо.
— И что там?
— Как раз спальня.
— Где он… умер?
Юра промолчал.
Анфиса заправила за ухо короткие волосы. Ей не хотелось туда идти. Все это оказалось намного серьезнее, чем ее обычные «детективные» приключения вроде украденных пятисот рублей и пропавших договоров.
Но не останавливаться же на полдороге! Она пошла «на дело» и доведет его до конца.
Значит, что там было, такого важного?..
Капли воска, открытая дверь и подушка.
К этому только что добавилась кухонная форточка, которая совершенно точно была закрыта, — Юра проверял ее, когда обнаружил мертвого Петра Мартыновича.
Но самое, самое главное — воск. Откуда взялся воск на руке покойного, если он был найден в своей постели как бы умершим во сне, а электричество точно не отключали?!
— Сюда.
Дверь тихонько проскрипела, открываясь. За дверью была лунная комната с темными бревенчатыми дачными стенами, фотографиями в латунных рамках — размытый свет равнодушно скользил по ним и скатывался, не задерживаясь. Раскрытая постель под этим светом казалась неестественной, синей, как остывший труп. За окнами лежал скучный растаявший огородик — ни одного деревца, только взрытая земля с островками залежавшегося снега.
Беда, беда…
— Юра, дайте мне фонарь.
— У вас в руке фонарь.
Ах ты господи, как же это она забыла! И правда фонарь у нее!
Желтый луч, показавшийся неожиданно ярким, проткнул темноту и уперся в бревенчатую стену.
Там кто-то стоял, наклонив голову, словно приготовившись прыгнуть.
Анфиса вскрикнула и уронила фонарь.
— Ч-черт!..
Он покатился, желтый луч описал широкую дугу и замер за ножкой продавленною кресла. Из кресла прямо в этот луч свисали лоскуты порвавшейся обивки, как внутренности выпотрошенного трупа.
— Анфиса, что случилось?! Вы где?!
— Там… там…
Она показывала рукой туда, где только что кто-то стоял, и Юра быстро посветил в ту сторону.
Там
Совсем никого.
Но она же ясно видела, что секунду назад там кто-то стоял! И это явно не было галлюцинацией!
— Что такое?! Что вы там увидели, Анфиса?!
— Там был… человек!
— Там никого не было.
— Там точно кто-то стоял!..
Он поводил фонарем по стене, и луч уперся в старую фотографию. Анфиса схватила Юру за рукав.
— Что это такое?! — с ужасом спросила она.
Он посмотрел на нее, смутно сожалея, что не может посветить ей в лицо.
— Это фотография, Анфиса. Просто фотография. Очень старая. Видите, ретушь?
Анфиса отцепилась от его локтя и подошла поближе. Тени ползали по фотографии, словно портрет гримасничал.
— Господи, как это он такую ужасную фотографию в спальне повесил?
— Может, она ему нравилась?
— Как она может нравиться, если это…
Тут она вдруг замолчала, словно какая-то мысль вдруг пришла ей в голову.
Юра Латышев молчал, давая ей прийти в себя.
— Юр, а что здесь было раньше?
— Раньше — это когда?
— Раньше — до того, как построили этот дом? Он же не такой старый, как наш, да?
— Видимо, нет, не такой.
— Значит, тут что-то должно было быть до него. Что тут было?
Он улыбнулся, и в темноте она услышала, что он улыбнулся.
— Я ее знаю, — сказал он весело, — меня тогда здесь не было. Надо у бабушки вашей спросить или у Клавдии.
— Извините. Я забыла, что вы…
«Она забыла, что я никто? Она забыла, что я садовник, телохранитель, водитель и мусорщик, как в одноименном концептуальном кино про возвышенных людей? Она забыла, что это не я вырос в бабушкином доме, а она сама? Она забыла, что я… просто прислуга?»
— Какая странная фотография. Очень странная.
— Почему? Обыкновенная фотография времен Первой мировой войны.
Анфиса взяла у него фонарь, подошла и посветила в упор.
— Юра, — сказала она сердито. — Вы, как все, ей-богу! Смотрите и видите только то, что хотите видеть! Какой еще Первой мировой войны?! Поглядите внимательно!
Он взглянул — просто потому, что она его об этом просила. Что там можно высмотреть и при чем тут фотография?!
Человек на фотографии был в фуражке и шинели, нафабренные усики лихо закручены вверх. Глаза, густо подведенные щедрым ретушером, казались очень яркими на бледном лице. Фон был расплывчатый и какой-то не слишком понятный, не разберешь. Погоны тоже были не очень отчетливые, и Юра Латышев придвинул поближе, чтобы рассмотреть.
Вот черт побери!..
— Ну что? — спросила Анфиса и покосилась на него. Его подбородок почти лежал у нее на плече. — Увидели?