Закон отражения
Шрифт:
– Вот и хорошо, – Миральда погладила дэйлор по лысой голове. А потом, сама не понимая зачем, поцеловала его в лобик.
– Сиди здесь тихонько, и все будет хорошо. Я обязательно вернусь.
Она быстро пошла прочь, стараясь не оглядываться – потому что знала: оглянись, и не сможет уйти, бросить этого несчастного малыша, еще раньше обреченного кем-то на смерть…
«Но я же вернусь за ним,» – пыталась оправдываться она перед самой собой, – «вернусь… Но… вдруг за это время с ним что-нибудь случится? Вдруг его ночница сожрет? Может быть, все-таки надо было его спрятать где-нибудь
Миральда остановилась. Обругала себя круглой дурой. Ну конечно! Зачем было нести его так далеко? Ведь можно было спрятать его в погребе!
…Пространство раскололось на тысячи осколков, мгновенно впившихся в тело, причиняющих немыслимую боль. Крик рвался из горла – но изо рта вылетел лишь едва слышный хрип. Миральда протянула руки вперед, к сестрам, пытаясь загородить их собой, своим телом, но тела – не было. Оно вдруг стало прозрачным и невесомым…
Эсвендил. Неторопливо шагает по главной улице, в ее руках – тяжелый мешок, набитый травами. Едва слышное жужжание – и умело брошенный аркан уверенной петлей охватывает ее шею. Из-за плетней выскакивают молодые мужчины, вооруженные кто чем. Вилы, топоры, рогатины. И – кровь, кровь, кровь…
Глорис. Ее нежную шею перерезает холодная сталь. Нож – в руках Маркеша, ее любовника. Темно-красная волна захлестывает, унося, грозя затянуть в водоворот безумия…
И вновь – мириады осколков, пронзающие плоть, исторгающие из горла беззвучный крик.
Миральда закричала – теперь уже по-настоящему. И, не разбирая дороги, понеслась в деревню.
Она бежала, не видя перед собой ничего, не ощущая, как ветки до крови царапают лицо; задыхаясь и с хрипом выплевывая воздух, вдруг ставший таким вязким. Перед глазами стояли лица сестер – бледные, безжизненные, в неестественно-ярких алых пятнах.
– Что вы делаете с ними?!! Зачем? За что?..
Но ее никто и не слышал, потому что бесплотный дух мало кого может напугать. А она смотрела – и ничего не могла уже поделать. Ничего…
Ведьма едва помнила, как падала, как проткнула себе ладонь острым сучком. А потом… Поскользнувшись, Миральда покатилась по склону небольшого овражка; мир закрутился, размазался бесформенным пятном – и погас.
… Звезды. Яркие капли на черном небосклоне – как замерзшие в пустоте слезы. Продолговатый, застывший в прищуре малый глаз Хаттара, Отца-Неба. Шлейф лунного света, стекающий по черным ветвям.
Миральда села и огляделась, не совсем понимая, как попала на дно оврага. Затем… нахлынули воспоминания – безумный бег по лесу, видения, и сестры…
Застонав, ведьма обхватила голову руками. Глорис… Эсвендил… Неужели она почувствовала их гибель?
Не могло же это все быть просто иллюзией? Или… как раз иллюзией это все и было? Ведь не зря бродит по лесу ночница, заманивая в топи путников?
Ведьма осторожно поднялась на ноги – голова кружилась, каждая косточка ныла и болела, словно ее, Миральду, отходили жердями. Под черепом назойливой мухой
Выкарабкавшись из овражка, Миральда побрела к деревне – но теперь уже осторожно, прислушиваясь к лесным голосам.
Силы постепенно возвращались к ней, шаг обрел былую упругость и легкость. Миральда неслышно скользила, тень среди переплетения теней. Еще немного – и она вынырнула из пролеска.
… Казалось, деревня спит в сверкающем коконе лунного света. Где-то на болотах скрипела ночная птица. В промозглом воздухе плавал запах гари.
Ведьма, озираясь по сторонам, вышла на открытое место. Никто не напал на нее. Вообще, впечатление было такое, что люди просто-напросто легли спать, напрочь забыв о происшедшем. Или… все же иллюзия, забава ночницы?
Стараясь держаться в тени, ведьма осторожно пошла вперед; пальцы невольно легли на обсидиановое ожерелье. Но в десятке шагов от запертых ворот Миральда остановилась, как вкопанная. Что-то было не так, как прежде… что-то… изменилось в облике высоких ворот – но она не сразу осознала, что именно.
Над деревянной, потрескавшейся от времени аркой, появились два странных круглых предмета, насаженных на колья.
Миральда судорожно сглотнула горькую слюну. Не смея шевельнуться, стояла и смотрела – на мертвые головы Эсвендил и Глорис. Легкий ветерок шевелил длинные волосы, слипшиеся от крови; тени скользили по бледным, обескровленным лицам. Мир вокруг стремительно утрачивал краски, становясь серым, как зола прогоревшего и потухшего костра.
Потом он странно вспучился, треснул, и ведьма ощутила, как в лицо брызнула зловонная черная жижа.
Она медленно отерла щеку, посмотрела на свою ладонь – но рука, проткнутая острым сучком, была просто в крови, ее собственной.
Ведьме показалось, что губы сестер шевельнулись.
Они и вправду шевелились. Шептали беззвучно:
– Отомсти… отомсти… за нас… сестренка…
И все вокруг снова стало самым обычным; серая паутина, опутавшая было сознание, растворилась в ночи.
Миральда смотрела, как блестят в лунном свете рыжие волосы Эсвендил и Глорис. В голове крутился всего лишь один вопрос – зачем? Зачем они сделали это – не просто убили двух молодых женщин, но еще и надругались над их телами?
Услужливая память подсунула ответ: голова ведьмы – прекрасный оберег от сил зла. Еще одна глупая и злая сказка, родившаяся из страха и зависти.
Миральда засмеялась, уже не думая, что ее могут услышать. Где-то на болотах ей скрипуче вторила ночная птица.
Эти глупые людишки полагают, что смогут защититься, насадив на колья мертвые головы! Что ж…
Пальцы сомкнулись на обсидиановом ожерелье; рывок – и холодные кусочки «ведьминого камня» уютно угнездились в сжатом кулаке. Голос Эсвендил, похожий на шелест камыша, мягко прозвучал в ночной тишине.
– Миральда… отомсти…
Ей вторил звонкий голосок Глорис, младшей ведьмы.
– Отомсти за нас, сестренка!
Теперь их головы улыбались, и лунный свет играл на пышных волосах.