Закон ответного удара
Шрифт:
Сразу по приезде ему выплатили жалованье. К удивлению, даже за то время, что он отлеживался в госпитале. Имея в кармане около шести тысяч долларов, Слава не имел возможности потратить ни цента просто потому, что было негде. Спиртное в этих местах не продавали даже иностранцам – вера ставилась превыше всего, хотя иностранцев в лагере было много.
– Майор Дуглас, – по-английски представился ему начальник лагеря, этот язык Слава знал значительно лучше арабского. – Приветствую вас в этой богом проклятой дыре… И сочувствую… Я знаю вашу историю. У меня уже работал раньше русский десантник. Старший лейтенант. Вы пришли по его пути. Подготовка у него была неплохая. Только где он умудрялся доставать спиртное – уму непостижимо. Переживал свое положение.
– Где он сейчас? – поинтересовался Слава.
– Согласно контракту, он отработал у нас год и теперь уехал куда-то в Южную Америку. Я не могу точно сказать, потому что преподавательскими кадрами я не занимаюсь.
– Там, может быть, и хорошо… – Слава вздохнул. – Но и здесь попробуем выжить, если сумеем достать спиртное. А раз доставали другие, то найдется и для нас.
– Я не могу вас поддержать, – скривил лицо майор. – У меня больная печень. Во Вьетнаме перенес сильнейшую лихорадку, вот и последствия…
– Вы воевали во Вьетнаме?
– Да, довелось… Вы там не были?
– Нет, – солгал Слава.
– Значит, завтра приступайте к занятиям. Живем мы прямо в лагере. Офицерский корпус на втором этаже. Комнат свободных много, занимайте любую.
И началось…
Слава был зол и обеспокоен. Нурали по-прежнему не подавал о себе вестей. Не случилось ли так, что он здесь просто забыт и потерян? В качестве кого он вообще сюда приехал? Что он должен делать? Какие сведения собирать?
Лагерь подчинялся генеральному штабу саудовской армии. Готовили здесь не террористов для международных организаций, как побаивался Слава вначале, а спецназовцев для местных войск. Это утешало. И пока не было у него никаких данных, что эти спецназовцы отправляются воевать в Афганистан. Какая здесь агентурная работа? Правда, специальные афганские отряды здесь тоже были, но с ними работал не он. И потом – что он может сообщить о подготовленных в лагере афганцах? Если бы они забрасывались, скажем, на территорию Советского Союза, это другое дело. А ведь они отправлялись в свою страну…
Слава не проходил специальной разведывательной агентурной подготовки. Его предыдущая работа армейского разведчика была строго определена, задачи были конкретны и ясны. Враг перед тобой! Выполняй!
А здесь он маялся от своей ненужности для своих. И потому вкладывал застоявшуюся энергию в подготовку саудовцев. Выражение «гонять до седьмого пота» к местным климатическим условиям явно не подходило. К десяти часам утра с тебя уже десять потов сходит. А сколько же тогда их сходит с курсантов за целый день занятий…
Майор Дуглас иногда покачивал головой, но от комментариев удерживался. Однажды только спросил, сам на себе оттягивая мокрую насквозь форменную рубашку с коротким рукавом:
– Вы не слишком их того?…
– Я же и сам с ними… – ответил Слава.
Он в самом деле занимался вместе с курсантами, и упрекнуть его в излишней жестокости было поэтому нельзя.
Так шли неделя за неделей, месяц за месяцем, а положение не менялось. И только через восемь месяцев за обедом у майора Славе вручили нежданно-негаданно письмо. Написано оно было по-арабски, но к тому времени он уже достаточно владел языком, чтобы прочитать его. Писал, к удивлению, тот самый командир моджахедов, который взял его в плен, – Ахмат-Саид. В восточном замысловатом стиле в письме рассказывалось о жизненном пути человека, который спас русского офицера и направил его на путь истинной веры – об улеме Нурали. Оказывается, Нурали погиб во время бомбардировки базы русскими самолетами в те еще первые дни, когда Слава лежал в госпитале без движений. Вот поэтому улема и сменил посланный Ахмат-Саидом мулла. В заключение письма полевой командир спрашивал Макарова, достаточно ли окреп в истинной вере человек, которому улем Нурали подарил жизнь, не желает ли этот человек отомстить за своего спасителя и вступить в отряд Ахмат-Саида после окончания контракта в Саудовской Аравии.
Дыхание сперло, даже голова закружилась…
Выходит, что
В первый момент появилось желание зайти к себе в комнату и просто, без всяких оставленных объяснительных записок и прочей сентиментальной суетливой ерунды застрелиться. Но что бы это дало? И кому? Стреляться Слава не стал. И ушел с обеда по-английски, не попрощавшись, не извинившись, не поблагодарив даже хозяина.
Но с той поры в душе у него поселилась пустота, такая же горячая и неспособная к жизненным эмоциям, как окружающая лагерь жаркая аравийская пустыня. И много еще времени пройдет, прежде чем пустота эта как-то заполнится. Но тогда он решил, что путь на Родину навсегда ему заказан. Не зря ведь Нурали в тот раз, когда приходил к нему впервые в госпиталь, сказал, что судьбой человека управляет Аллах. Вот Аллах и забрал его у России и отдал Саудовской Аравии…
В таком настроении Макаров продлил контракт и прослужил не год, как обговаривалось в первоначальных условиях, а целых четыре. И только после этого ему был предоставлен вид на жительство в Канаде, куда он и уехал. Война же в Афганистане к тому времени закончилась. Вернее, закончилась война Советского Союза в Афганистане, а там – внутри – началось множество маленьких и больших войн. Но это его уже не касалось.
Автобус отвез отдельную мобильную группу в тот же аккуратный двухэтажный домик за забором, с которого и начиналось их проживание в Ханое. Так же открылись ворота. Отвели им те же самые комнаты. Только за рулем уже сидел не капитан Тан, а незнакомый молчаливый и мрачный мальчик. Хотя на мальчиков могут быть похожи и вьетнамцы во вполне зрелом возрасте – особенности национальной физиогномики.
Только успели расположиться, как приехал на своем неизменном «ГАЗ-69» генерал Лифшиц. Генерал был в гражданской одежде, впрочем, здесь он и не носил другую, смотрел угрюмо, словно бетонную плиту на голову взглядом клал, и не сразу ответил на приветствие. Видимо, давая понять этим, что он недоволен группой и тем, как она провела операцию.
– Ладно, – сказал он наконец Игорю, – пошли в комнату. Поговорим…
Это «поговорим», вытянутое в окончании, звучало угрожающе, почти как «ну, посмотрим».
Лифшиц сел за стол, оставив Игоря стоять, как вообще-то всегда делают все генералы, особенно там, на своей территории, и потому это не показалось обидным. Но Игорь вспомнил, что перед отправкой они сидели в этой же комнате и обстановка была почти демократичной. Что-то изменилось в отношении генерала к спецназовцам.
– А ну, выкладывай начистоту, что ты за игры затеял с КГБ? – В низком голосе был и напор, и возмущение, и в то же время неуверенность в том, что он сможет услышать правду.
– Не понял, товарищ генерал… Какие игры? – На самом деле Игорь отлично все понял, и у него сразу же словно великий груз с плеч свалился: значит – он действовал правильно, значит, Лисовский вел свою игру, свою личную или игру в пользу Конторы, но первое более правдоподобно, иначе не встречал бы майора на аэродроме следователь. Что касается насильственных действий в отношении старшего по званию, то здесь к Игорю могли вполне обоснованно придраться. Полномочия свои он, естественно, превысил. Но спецназ всегда находится на особом положении. И то, что он сделал, ссадив старшего офицера с вертолета, оправдывалось необходимостью отправки раненого Краснова в госпиталь. Во всем остальном действия Лисовского выходили за рамки первоначального плана, кроме того, сам майор КГБ не являлся непосредственным начальником группы, и Игорь вполне мог сослаться на то, что первоначальный инструктаж он получал от генерала Лифшица и выполнял его указания. А то, что Лисовский при этом инструктаже присутствовал, еще ни о чем не говорит. Никто не представил Лисовского как руководителя операции и непосредственного начальника спецназовцев.