Закон подлости гласит
Шрифт:
Ждать, когда седина посеребрит виски неблаговерного и неблагонадежного, я не собиралась. Терпеть это безобразие до того момента, когда спешные шаги в уборную будут сопровождаться постукиванием палочки, мне тоже как-то не хотелось. Мысль о том, чтобы рожать наперегонки с соседской кошкой, дабы соседи рассказывали друг другу анекдоты о том, что однажды видели меня не беременной, меня угнетала.
Пока мальчик с «возвышенной душой поэта», но загребущими руками, прикидывал, во сколько ходок ему удастся вынести все более-менее ценное из квартиры, я молча сидела на диване и играла в «три в ряд». «За холодильником
– Как там у нас? Один заход и «баиньки». Так что «и баиньки» отсюда! – ответила я и отключила звонок. Все, что не вынесла «душа поэта», я поставила на место. Правильно, надо было ходить в спортзал, а не отдавать подаренный мною абонемент своему младшему брату.
Инквизиция подошла к делу очень серьезно и обстоятельно. Они тщательно осматривали все стеллажи с книгами, перерывали небрежные стопки записей, нюхали содержимое каждого найденного пузырька и вели протокол.
И тут раздался крик, мол, все сюда! Я вздрогнула. С каждой секундой я понимала, что настолько реалистичным сон быть не может. Но оставалась у меня слабая надежда на то, что сейчас я проснусь в своей кровати от звонка редактора и криков: «Где две статьи? Мне номер в печать отправлять!». Это был бы самый приятный нагоняй в моей жизни!
– Что это за круг? Где разрешение на эксперимент? – спросил один из незваных гостей, показывая пальцем в перчатке на полустертые очертания. Тощий, сглотнул, теребя пуговицу на жилетке. Рыжий тут же начал оправдываться, мол, ничего особенного, это просто – часть научной работы. Он постоянно поправлял ворот рубашки, словно тот его душит, и обливался потом.
– Два мага и один немаг, – произнес кто-то из инквизиции, разглядывая наши документы. –Я хочу побеседовать с немагом. Я так понимаю, что вы – журналист?
– Да! – смело ответила я, ничуть не соврамши. Я, как журналист, больше привыкла брать интервью, чем давать его. Не настолько я знаменитость, чтобы щедро делиться с прессой пикантными фактами своей биографии. И не настолько скандальная, чтобы потом с пеной у рта опровергать их.
– И что вы здесь делаете? – спросил вышедший вперед инквизитор, глядя сначала в документы, а потом на меня.
– Пишу статью, – гордо ответила я, чувствуя, что если это – не сон, то тогда что это? Материалист во мне пожал плечами. – Про… эм… научное открытие…Мне как раз рассказывали о том, что это значит, и какую пользу принесет это открытие… всему человечеству…
– Всему оставшемуся человечеству, – с легкой усмешкой поправил меня инквизитор, пока другие шуршали книгами и проводили тщательный обыск. Он пристально посмотрел на круг. – И почему же соседи пожаловались на женский крик?
Отличный вопрос! Отчего может кричать женщина? Я посмотрела на рыжего, а потом на долговязого. Нет, они явно не те, от которых хочется кричать. Не настолько страшные, чтобы орать от ужаса, но и не настолько привлекательные, чтобы соседи сразу поняли, насколько я познала всю глубину научных открытий.
– От восторга! Это будет такой репортаж! Настоящая сенсация! – задорно ответила я, стараясь не смотреть на собеседника. Уж больно меня смущал его рост и эта черная маска.
– Вы
– Пока я брала интервью у меня по ноге пробежала вот такая крыса! – я опустила голову, понимая, что нужно как-то оправдать чужие вопли. – А я ужасно боюсь крыс! Не знаю, откуда она взялась, но … фу!
– Вот протокол об административном правонарушении. Штраф оплатить в недельный срок. Три экземпляра, – произнес инквизитор, протягивая каждому из нас предписание. – На каждый день просрочки начисляется пеня. Так что будьте так любезны, оплатить вовремя. Всего хорошего!
Я посмотрела на сумму, пытаясь понять, это много или мало? Инквизиция уже закрыла за собой дверь с той стороны. Отлично посидели. А кто платить будет? Или каждый сам за себя? Это именно тот случай, когда я настаиваю, чтобы за меня заплатили, потому что к предсмертным крикам и трупу я не имею никакого отношения!
– Сколько тебе впаяли? – задумчиво спросил рыжий, заглядывая в бумажку долговязого. – Сто эрлингов! Мне пятьдесят! Ты им не понравился! Ладно, все не так страшно… Получу стипендию – отдам. Могли вообще казнить на месте! Отделались, считай, легким испугом. До сих пор не верится!
О да, вижу, что «легкий испуг» на штанах почти высох. Я смотрела на бумажку с чужим именем, пытаясь разобрать незнакомый почерк.
– А пять тысяч – это слишком много? – задумчиво спросила я, прикидывая, как выглядят эти самые «эрлинги».
– Сколько? – хором переспросили горе-учитель и горе-ученик, наперебой вырывая у меня бумажку. – Не может быть! Ты смотри внимательней! О, Ардал! Действительно! Пять тысяч! За что?
– Эм… – озадачился горе-руководитель, почесав подбородок. – Я даже не знаю! Пять тысяч! Это же три моих зарплаты в лучшие времена, с учетом премии! Может, они просто ошиблись в количестве нулей?
Я еще раз посмотрела на предписание, подняла брови и задумалась. В такие моменты у меня перед глазами всегда появляется Штирлиц. «Валить надо!» – авторитетно произнес Штирлиц. «Кого?» – с усмешкой поинтересовалась я, осматриваясь по сторонам.
– Я не собираюсь платить никакие штрафы, пени и неустойки! – категорически сообщила я горе-магам. – У меня есть срочная работа… дома! Возвраща… Чего вы на меня так смотрите?
– Невозможно, – вздохнул Томас и покачал головой. – Тебе придется остаться здесь. Я уже объяснял. Слушай, Джеральд! Да это – сенсация! Мы только что… погоди… сейчас я осмыслю… Мы только что доказали недоказуемое, основываясь на законе равноценности! Представляешь? Теория Линдера – Двейна. Во всех учебниках!
– А почему твоя фамилия стоит перед моей? Почему не Двейна – Линдера? – возмутился рыжий. – Это была моя идея вызвать духа! Поэтому я настаиваю, чтобы моя фамилия стояла перед твоей. Только учти, научное открытие такого масштаба нам придется защищать на закрытом заседании в присутствии инквизиции! И есть вероятность, что мы с тобой под дружные аплодисменты отправимся в камеры, где проведем остаток своих дней. Я даже знаю, кто встанет, и будет хлопать громче всех.