Закон подлости (Солдаты удачи - 4)
Шрифт:
– - Снайпер -- свои же убрали, -- раздался за спиной Сергея голос Артиста.
– - Надо пойти поискать винтовку на чердаке...
– - Генералы?
– - поднял голову Пастух.
– -А кто еще...
– - махнул рукой Артист.
– - Коперника выследили. Он в любом случае должен был замолчать... У нас еще есть десять минут.
– - Семен взглянул на часы.
– - Что будем делать, командир?
– - Молиться, чтобы Док успел.
– - Я видел, как он умчался словно наскипидаренный. А славно ты их срезал,
* * *
09.30
– - Здесь!
– - приказал Док водителю. Парень оказался профессионалом. Когда Иван впрыгнул к нему в салон и заорал: "Гони!.." -- тот и ухом не повел -- выжал газ и рванул с места.
В результате головокружительного пути по городу, когда водитель умудрился буквально растолкать две пробки -- на бортах машины появились вмятины, а вслед им полетели проклятия, -- они успели.
Услышав приказ остановиться, водитель ударил по тормозам, и машина замерла как вкопанная посередине одного из переулков в районе Чистопрудного бульвара. Док выскочил из салона, метнулся к подъезду старого дома. Распахнув тяжелую дверь, он чуть не сбил с ног выходившую женщину с собачкой. Женщина отскочила к стене, а пекинес, встретившись с Ивановой ногой, с визгом полетел в глубь парадного.
– - Пардон, мадам...
– - пробормотал Док и нырнул под лестничный пролет.
– - Хам!..
– - взвизгнула женщина в ответ.
Но в следующий момент она пожалела о сказанном и, позабыв про любимого песика, с криками бросилась на улицу -- из-под лестничного пролета грохнули три выстрела. Это Док торопливо расстреливал висячий замок на двери в подвал.
Когда замок со звоном упал на пол, Иван рванул на себя дверь и бросился вниз. В подвале было темно и сыро. Из вентиляционных отверстий лился дневной свет.
Несколько секунд Док стоял, привыкая к полумраку. Потом он двинулся в глубь помещения, стараясь не удариться головой о нависающие трубы и уворачиваясь от струй горячего пара. У дальней стены он наткнулся на то, ради чего погибло столько людей.
Серебряного цвета чемодан стоял под трубой.
Сбоку к нему была прилеплена лепешка пластиковой взрывчатки с взрывателем. От взрывателя с жидкокристаллическим циферблатом к черной коробочке пейджера тянулись два проводка.
В последние минуты своей жизни Леха Шах не врал. Док нагнулся к взрывателю и осторожно отлепил от него капсюль детонатора.
На циферблате истекали последние секунды. Вот исчезла последняя единица, вот замерли на нем, как страшное напоминание о смерти, четыре грозных нуля. Раздался легкий щелчок, и между двумя проводками проскочила искра...
Обессиленный от напряжения Док сел прямо на сырой пол. По его лицу стекали капельки пота. Взгляд Дока скользнул по стене и наткнулся на выцарапанную на закопченном кирпиче надпись:
"Здесь
...И внизу дата из давно забытого, но замечательного школьного года...
3
Что еще?
Дело было закрыто, проблемы закончились, головная боль прошла. Они теперь опять могли отдохнуть, опять раствориться в обычной жизни, все меньше и меньше привычной для них. Усталость была колоссальной, ни с чем не сравнимой. Усталость валила с ног. И еще страшнее она была оттого, что такой недолгой оказалась радость от возвращения Трубача, сменившись горем новой потери.
Найтись, чтобы вновь исчезнуть из жизни, теперь уже навсегда, -- какая жестокая ирония судьбы!
Голубков распорядился выплатить им их обычный гонорар -- пятьдесят тысяч баксов на человека -- за отлично выполненную работу. Они не то чтобы отказывались -- какой же дурак будет отказываться от денег?
– - но просто восприняли этот факт с равнодушием. Уход Трубача, который нельзя было назвать гибелью в бою, был словно тревожный звонок для каждого из них: ведь Трубача постигла смерть не от руки убийцы -- от старых ран, от накопившейся за все эти неспокойные годы усталости, на которую им не приходило в голову сетовать.
И все-таки это была смерть бойца, которой не было бы стыдно никому из них.
Во всяком случае, эта история закончилась. И в целом -- закончилась удачей. Может быть, потому, что кроме умения вовремя выстрелить они научились еще одной важной вещи -- вовремя не выстрелить. А может быть, просто оттого, что в маленькой церквушке в местечке Спас-Заулок под Зарайском время от времени появлялся молодой еще человек по имени Сергей Пастухов, чтобы без слов, в сердце своем, отблагодарить Всевышнего за жизнь живых и попросить покоя умершим.
* * *
...И снова горело в маленьком храме в Спас-Заулке семь свечей -- пять за здравие и две за упокой душ погибших товарищей -- Тимофея Варпаховского и Николая Ухова, обретшего наконец свой покой под тяжелой плитой, которая уже лежала здесь целый год и целый год была памятной, а теперь стала могильной.
...Тяжелая плита на далеком деревенском кладбище под родными небесами...
Склонясь перед образом покровителя воинов Георгия Победоносца, Сергей Пастухов все думал о том, сколько смертей уже на счету его маленькой команды. Смертей, для кого-то явившихся заслуженной карой; смертей ради добра для множества других людей, оставшихся благодаря команде Сергея живыми и невредимыми; смертей, вызванных необходимостью самому остаться в живых...
И, осеняя себя крестным знамением, он все пытался понять:
Чей я солдат, Господи?
И если Твой -- не допусти, Господи,
стать мне слугою Князя Тьмы.
Господи. Господи. Господи.