Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке
Шрифт:
Много скитался Мухин, но к земле, где родился, равнодушен, а без чукотских снегов не может. «Значит, и умирать надо здесь, — думает он. — Это моя родина». Простая и спокойная мысль эта давно им выношена, и решение это принято раз и навсегда.
Возможно, если б хорошо колдовала Альпынэ, была бы Тею хозяйкой в доме Мухина, но не вышло, хотя она и хотела этого. Да и Мухин не возражал бы.
Однажды она призналась, почему у них все разладилось.
— Я пришла к тебе домой, а у тебя на раскладушке другая женщина спит. Красивая. Белая.
— Ну и что же? — неуклюже пытался отшутиться он. — Ведь на раскладушке же, не в моей постели.
Потом Тею узнает, что это была жена его друга. Приехала в командировку, оказалась без гостиницы. Что ж тут необычного, если она ночует на твоей раскладушке? Лишь бы тепло было да в спальнике чистый вкладыш… А то, что блондинка, да еще и красивая, — так с этим ничего не поделаешь.
Тею родила двух детей от разных отцов и не хотела, чтобы кто-нибудь из них был ее мужем, как это обычно водится. Никого не хотела, даже когда бедствовала.
Много новых больших домов построили в поселке. Скоро поселок, говорят, городом станет. В одном доме теперь живут Мухин и Тею, вместе переселялись, но живут на разных этажах и в разных подъездах. Часто чай вместе пьют, праздники вместе проводят — благо в гости далеко ходить не надо.
Киу совсем старенький, нет сил на охоту ходить, да и не на чем — упряжки давно нет, где ее держать в большом пятиэтажном доме? Вот и помогает Тею с детьми как может, любят дети старика. Все собирался после смерти жены уехать в дальнее село к никому не ведомым родственникам, да внуки держат, привязался к ним, ждет, когда подрастут.
Мухин часто вспоминает прежние маршруты, охоты, санные и байдарные переходы, и он часто ловит себя на мысли, что начинает брюзжать и думать, что раньше было лучше, в чем, конечно, уверен Киу.
Однажды Мухин вместе с Киу ездили к Росхи. Киу хотел поохотиться на открытой воде, давно не пробовал моржатины — надо запас и себе сделать, и Росхи.
А Мухина другое заботило. Жена его ожидала ребенка, мучили ее вкусовые галлюцинации, все шептала:
— …птицы хочу…
Он вздыхал:
— Мы не в Антарктиде… Там бы я тебе пингвинов наловил, хоть королевских… Там, говорят, их ешь не хочу… А тут Арктика. И февраль на дворе. Какая птица? Даже куропатки не водятся в нашем районе. Может, оленины или зайчатины?
— Птицы хочу…
Вот и думал Мухин, возможно, там, на открытой воде, встретит чаек, добудет одну-две. Когда-то ему доводилось их пробовать, дичь как дичь — сумей приготовить…
Киу учил его, как вести себя в море. Много запретов есть у эскимосов, надо соблюдать их, даже если не веришь. А то не возьмут в байдару, найдут любой повод, не скажут почему, а не возьмут охотиться, если что-нибудь нарушишь.
«Правила игры, — думал Мухин. — Традиции…»
Вот Великий Полярный Путешественник тоже не верил, но соблюдал. Нельзя же со своим уставом в чужой монастырь…
Проверил Киу торбаса Мухина, чтобы случайно дырки где не было —
Да и дома не лучше. Ладно, Росхи одинок. А если б его женщина поставила на стол каютак — блюдо с мясом и оно б закачалось? Все. Хоть не трапезничай! Шторм будет, байдаре не повезет.
Осторожничал Мухин, оглядывался, да все хорошо было, вовремя собрались на берегу, быстро столкнули байдары с кромки льда в море (они уже были перенесены с берега), и все три по линеечке друг за другом пошли вперед, затем рассыпались, каждая — куда приказал рулевой.
Рулевым на байдаре — Росхи, а Мухин и Киу — стрелками-матросами. С ними еще три эскимоса, молодые парни, — моторист и два стрелка.
Знатная была охота! Моржа разделали прямо на льдине. Закончив работу, закусили холодной вареной нерпой и свежей моржовой печенкой, завели примус, поставили чай. Никогда Мухин не пил такого вкусного чая, — на огромной слегка покачивающейся льдине, в морозной тишине, под легкие всплески волны, разбивающейся об лед, с ветерком, настоянным на запахе моря.
Трапезничали недолго, но основательно, потом собрались быстро — Росхи показал на горизонт, там появилась черная лохматая туча.
С соседней байдары, она была примерно в полукилометре, дали знак — выстрел и помахали тряпкой, сигнал возвращаться. Там тоже заметили тучу. Пора домой. И так уже пять часов в море.
— Успеем, — успокоил Росхи.
Байдара направилась к берегу.
И тут с севера потянулись стаи птиц. Никогда Мухин не видел такого количества дичи. Тысячами проносились птицы рядом с байдарой и уходили к южной кромке льдов.
— Здесь море круглый год не замерзает, — объяснил молодой моторист. — Птицы зимуют.
Парни отложили карабины, взялись за ружья, прогремело несколько выстрелов. Байдара сбавила ход, уток собрали. «На каждого по штуке», — успел сосчитать Мухин.
Больше не стреляли, ружья и карабины упаковали в брезентовые чехлы, байдара обошла небольшую льдину и, набирая скорость, понеслась к берегу.
Через час были на виду у поселка. Две другие байдары шли медленней — к каждой в воде была приторочена туша моржа, им идти тяжелей.
Байдару усталые охотники вытаскивали на берег по пых-пыхам — надутым нерпичьим мешкам, это только с виду она такая легкая, а здесь понадобилась помощь прибежавших на берег добровольцев.
Люди помогали выносить на берег снаряжение, добычу, вытаскивали байдару. Взвалили ее, не торопясь, на плечи и понесли к стоякам.
— Это тебе, — кинул Мухину две утки Росхи.
— Хо-ро-шо! — засмеялся Киу и бросил Мухину в рюкзак еще одну — свою.
Рабочие, зацепив крюками куски моржатины, потащили мясо в склад, а охотники направились домой. Двух других моржей будут разделывать женщины, они тоже здесь на берегу, — довольные, смеются.