Закон сохранения вранья
Шрифт:
В последнее время Дима Дьяков чувствовал себя Котом в сапогах. Решительный и умный Каретников в деле с собственной женитьбой вел себя в точности как маркиз де Карабас – то есть как дурак. Диме приходилось следить за каждым его шагом, давать рекомендации, вырабатывать стратегию и тактику, направлять, увещевать, льстить, а иной раз и приказывать. Каретников слушался беспрекословно. Из чего Дима сделал вывод, что он напуган. Вероятно, перекладывая ответственность на своего помощника, он как бы прятал голову в песок.
– Хорошо, – сдался Каретников. – Я сделаю девке предложение и предупрежу маму
– Шеф, она не умеет водить машину. Подарите ей бриллиантовые серьги или брошь. Кстати, можете снять для нее студию, чтобы она малевала там своих уродцев.
Дима сам посоветовал Каретникову приобрести несколько Вероникиных картин и развесить их по дому. Босс, как водится, слегка переборщил, и теперь отвратительные косые рыла, созданные извращенным дамским воображением, висели также в коридорах фирмы «Счастливое лето». Самое удивительное, что все иностранцы, бывавшие в офисе, проявляли к полотнам просто болезненный интерес. «Да, Запад точно катится в пропасть», – думал Дима, с содроганием поглядывая на «Скрипача в лиловом», который, на его взгляд, был похож на расчлененный баклажан, облитый горчицей.
– Надо купить ей белые розы, – вещал Дима, нежно вращая руль автомобиля. – Только-только раскрывшиеся, на длинных стеблях. Велите продавщице не заворачивать их в блестящую бумагу с бантиками. Ваша любимая, чтоб вы знали, предпочитает получать цветы голыми.
Ценную информацию относительно вкусов и пристрастий Вероники Дима раздобыл у Бороздина. Тот был им тщательно допрошен и устрашен с помощью большого пугача, который безотказно действовал на воспитанного в страхе обывателя. Теперь никакая сила не могла бы заставить Бороздина подойти к бывшей подружке ближе, чем на пушечный выстрел. Целую неделю после визита Димы Дьякова он вообще не выходил по вечерам из дому, озирался в подъезде и плотно занавешивал окна.
– А где я буду делать предложение? – ворчливо спросил Каретников, влезая в салон с охапкой влажных бутонов. – Прямо в «Бутоньерке»? Меня раздражает этот кузнечик, ее шеф. И жуткая Тина со своей любопытной рожей...
– Конечно, лучше бы сделать предложение руки и сердца при свидетелях, – задумчиво пробормотал Дьяков. – Впрочем, назавтра ваша милая все равно раззвонит всем о потрясающей новости. Ладно, – хлопнул он себя по коленкам. – Везите ее в ресторан.
– Может быть, все-таки домой? – с сомнением спросил Каретников.
– Ни боже мой! – запретил Дима. – Не портите все, что было создано с таким трудом. Когда о вас будут наводить справки, нужно, чтобы сразу стало понятно: Вероника Смирнова – это не очередное легкое увлечение, это очень серьезно. Только тогда можно рассчитывать на успех предприятия.
Они заехали за Вероникой в художественный салон и вырвали ее из рук Тины, которая намеревалась прицепиться к подруге вагончиком и вкусно поужинать.
– Спасибо, – сдавленным голосом сказала Вероника, принимая от Каретникова розы. Розы до странности напоминали ей Бороздина.
Напряженная физиономия Матвея утвердила Веронику в мысли, что дело идет к кульминации. Он то
Она мечтала не об этом. Ей хотелось влюбиться и потерять голову. Ничего такого к Матвею Каретникову она не испытывала. Однако твердо решила идти до конца. С каждым годом ставки ее будут понижаться, и останется выйти замуж за какого-нибудь Изюмского с бородой лопатой.
В ресторане Каретников повел Веронику к столику, спрятанному в нише, чтобы им никто не мешал разговаривать. Дьяков сначала шел следом, но в самый последний момент нырнул куда-то за колонну и исчез из виду. Усевшись на свое место, Каретников с беспокойством поискал его глазами. Пока он делал заказ, его помощник появился в поле зрения и занял соседний столик, усевшись так, чтобы его видел только шеф.
Когда на столе зажгли свечу и Каретников решительно опустил ладонь на руку Вероники, Дьяков сложил пальцы колечком, показывая, что все тип-топ. Шеф приободрился и, когда принесли вино, полез во внутренний карман пиджака за кольцом. «Сейчас все испортит, – расстроился Дима. – Попросит девку стать его женой и ни словечка не скажет о любви. Ему это просто в голову не придет. Как я забыл его предупредить?!»
Он принялся бурно жестикулировать, чтобы привлечь к себе внимание Каретникова. Тот увидел и приподнял брови. Дима сложил руки крестом, и босс перестал копаться в пиджаке. Дима с облегчением кивнул. Каретников поглядел на него угрюмо и одним махом проглотил бокал вина. Потом перевел глаза на Веронику и изобразил на лице кретинскую улыбку.
Официант тем временем принес закуски и принялся расставлять их на скатерти, мельтеша руками с ловкостью фокусника. Каретников высунулся из-за него и вопросительно посмотрел на Дьякова. Тот вытянул шею и одними губами подсказал:
– Объясниться в любви!
Каретников отрицательно мотнул головой, – дескать, не понимаю. Разевая рот, словно спятивший суфлер, Дьяков снова беззвучно выговорил:
– Я те-бя люб-лю!
Каретников раздул ноздри. Дьяков оторвал зад от стула и лег животом на скатерть.
– Я тебя люблю! – громким шепотом сказал он.
В зале появился метрдотель и встал так, чтобы Дима его увидел. Однако тому не было ни до чего дела.
Каретников сидел неподвижно, словно скала, и посматривал исподтишка на своего помощника. Жестом полного отчаяния Дима взъерошил волосы и, выхватив из кармана ручку, быстро нарисовал на салфетке сердце, пронзенное стрелой. Внизу он написал: «Я тебя люблю!» – взволнованными корявыми буквами. Вывесив салфетку перед собой, он напряженно ждал.
Каретников сощурился. «Господи, он же ни черта не видит!» – возопил про себя Дьяков. Очки его шеф не носил, потому что они его якобы старили, а от контактных линз у него воспалялись глаза.
Дима поднялся и решил подойти к столику, чтобы сообщить свою подсказку шефу на ухо, но на его пути вырос метрдотель, неотвратимый, словно Терминатор.
– Господа просили не беспокоить, – негромко сказал он, оттесняя Диму назад.
– Да это я сам велел, чтобы их не беспокоили! – возмутился тот.