Закон свободы. Повесть о Джерарде Уинстэнли
Шрифт:
Лилберн с товарищами был брошен в Тауэр. Левеллеров стали увольнять из Армии, арестовывать, ссылать. Запретили подавать петиции. И в конце апреля расквартированный в Лондоне полк Уолли решается на открытое восстание: солдаты выгоняют офицеров, захватывают полковые знамена, требуют реформ, и только ценой больших усилий и казни одного из зачинщиков — Роберта Локиера — Кромвелю с Фэрфаксом удается их утихомирить. Но похороны Локиера оборачиваются новым протестом Армии против властей Английской республики.
Лилберн пишет в Тауэре еще один проект «Народного соглашения». В Солсбери, в
После такого перехода можно было бы поспать и подольше, но генерал Томас Фэрфакс, главнокомандующий, проснулся ни свет ни заря, разбуженный топотом копыт во дворе. Мрачные думы одолевают генерала. Не хотелось ему участвовать в этой карательной экспедиции. Конечно, мятежей допускать нельзя, время суровое: принц Уэльский провозглашен королем Карлом II в Эдинбурге; роялисты в Ирландии готовят высадку; европейские правительства откровенно враждебны. Может, Кромвель и прав, настаивая на сражении с непокорными полками. Но стоит ли бросать Армию против своих же… Нет, он, генерал Фэрфакс, будет решительно настаивать на переговорах.
— Милорд, вас просят спуститься… Вы не спите? — слуга приоткрыл дверь и просунул в щель голову.
— В чем дело?
— Лейтенант-генерал Кромвель просил. Военный совет… Экстренное дело…
— Да что случилось, Гарри?
Дверь открылась пошире, и Гарри зашептал:
— На рассвете прискакали офицеры из Солсбери, восемьдесят человек. С ними полковник Скруп. Бежали от своих солдат, те бунтуют… Срочно надо собраться.
Опять он узнает обо всем последним. Фэрфакс поморщился и с помощью Гарри стал одеваться. С самого начала экспедиции и он, и все вокруг понимали, что главный человек в этом деле — Кромвель. Он говорил речь перед солдатами в Гайд-парке, он намечал маршрут и стратегию подавления, он решал все, а Фэрфаксу оставалась видимость власти и ответственность.
Внизу, в небольшой чистой комнате уже сидели Кромвель и полковники. Хозяин гостиницы суетился, накрывая на стол. Полковник Скруп, сутулый человек с помятым, испуганным лицом, сидел против Кромвеля, зажав коленями кулаки, глаза беспокойно бегали.
— Я им сказал, что это мятеж… Что они поплатятся… — говорил он глухо и виновато. — Я попытался развести отряды подальше один от другого… Я угрожал им военным судом…
Кромвель приветствовал вошедшего Фэрфакса важным кивком и жестом пригласил сесть. Скруп продолжал с отчаянием:
— Я делал все, чтобы это прекратить… Я послал проповедников в каждый отряд и велел говорить им, что остальные покорились.
— Но ведь они наверняка сносились между собой, — сказал Кромвель. — Солдат нелегко обмануть, полковник. Вам следовало проявить побольше такта. И поменьше угрожать.
— Потом я приказал отогнать их коней мили за две…
— Их собственных коней? Ну, знаете, полковник…
Фэрфакс покосился на Кромвеля и увидел, как наливается темной кровью его лицо. «Быть буре», — подумал он невесело. Офицеры молчали, глядя в пол или в стену. Белым печальным
— Я боялся, что они пойдут на север, на соединение с мятежниками Оксфордшира… — тускло тянул Скруп.
— Вы боялись! — Кромвель хлопнул ладонью по столу. — В том-то и дело, что вы боялись! Своих солдат, полковник Скруп, бояться никогда не следует. И вот результат: вы не успокоили, не примирили их, не подавили бунт в зародыше, как должны были сделать, а бросили мятежный полк на произвол судьбы и позорно бежали. И потому им удалось соединиться с полком Айртона. Стыдно, полковник!..
Он сердито подвинул к себе тарелку и стал быстро резать и отправлять в рот яичницу, изредка гневно поглядывая на совсем поникшего Скрупа. Остальные тоже принялись за еду. Фэрфаксу завтракать не хотелось.
— Они знают, что мы выступили против них? — спросил он Скрупа.
— Да, — встрепенулся тот, — знают. Я совсем забыл: они составили бумагу к вам, сэр. Вы сегодня ее получите. Но мне удалось достать копию… — Он зашарил по карманам, вынул листок. Руки его дрожали.
Фэрфакс не спеша, с достоинством взял бумагу. Все-таки он был главнокомандующим, и к нему, а не к Кромвелю, обращалась декларация. «Мы горячо просим, — прочел он, — терпеливо выслушать нас и взять под свою защиту. Мы заявляем, что не намерены вмешиваться в чьи бы то ни было права собственности и пытаться уравнять состояния».
Не переставая жевать, Кромвель заглянул в листок.
— Ха, — сказал он, — они просят защиты! Отлично, но пусть сначала подчинятся своему полковнику, тогда мы возьмем их под защиту. — Он взглянул на Скрупа. — Отправляйтесь к ним, к своим солдатам. И так им и скажите: если вы желаете, чтобы Кромвель и Фэрфакс вас выслушали, прежде всего не бунтуйте против меня. И не бойтесь их! Солдаты любят твердую руку.
Смуглое лицо Фэрфакса слегка побледнело.
— Но вы уже послали для переговоров майора Уайта, — проговорил он. — Уайт должен обещать им прощение, если они прекратят…
— Уайт — другое дело, — быстро ответил Кромвель, лицо его стало жестким и официальным. Он перестал жевать и отодвинул тарелку. — Уайт, сам бывший левеллер, был арестован, потом раскаялся, прощен… Он с ними будет говорить по-другому. А вам надо написать… — Он хлопнул в ладоши. — Дайте бумаги!
Фэрфакс увидел перед собой чистый лист и пузырек с чернилами. В руке у него оказалось перо. Кромвель встал рядом:
— Так и пишите: «Единственной причиной нашего выступления против вас был ваш буйный и опрометчивый образ действий…»
Фэрфакс медлил, губы его еще заметнее побелели.
Большие серые глаза полковника Годфилда смотрели на него с таким пониманием и состраданием, что генерал вздрогнул: он увидел в них отражение своего унизительного бессилия. Он опустил взгляд, потом медленно обмакнул перо и стал писать.
— Так… — Кромвель на минуту задумался. — Ну деньги им надо, конечно, обещать. Напишите, что их не уволят и не отправят в Ирландию, не заплатив жалованья. И еще. Напишите так: «Мы хотим вести с вами переговоры и обещаем не преследовать вас по пятам…»