Закон триады
Шрифт:
– Раны от топора указывали на причастность к убийству мафии, это было нечто вроде автографа триады, как с самого начала подчеркнул следователь Юй, – сказал Ли.
– Да, называется «смерть от восемнадцати топоров», – заметил Юй. – Самая жестокая расправа, принятая у «Летающих топоров».
– Правильно, именно это и навело меня на подозрения. Не слишком ли все очевидно? Так что замечание инспектора Рон заставило меня подумать о другой возможности. Человека в парке намеренно убили в манере «Летающих топоров», чтобы свалить ответственность на них. В результате «Летающие топоры» должны
– Кажется, я начинаю понимать, старший инспектор Чэнь, – медленно сказал Юй.
– Так что примите мою благодарность, инспектор Рон. Хотя меня и мучили разные подозрения, я был совершенно растерян, никак не мог собрать воедино все разрозненные сведения. Мне помогли именно ваши замечания.
– Благодарю вас, инспектор Рон. Вот замечательный пример плодотворного сотрудничества между силами правопорядка наших стран. Почти как в символе тайцзи – инь в полном согласии с ян… – Ли закашлялся, прикрыв рот рукой.
Она поняла его смущение. Занимающий высокую партийную должность Ли должен был следить за своими словами, даже употребляя с виду безобидную метафору, которая тем не менее противоречила линии партии, поскольку мужские и женские элементы происходили от древних символов.
– В тот же вечер мне позвонил Старый Охотник, – продолжал Чэнь. – Он рассказал, что ему звонил Гу и расспрашивал о пропавшем фуцзяньце. Новый поворот стал для меня неожиданностью. Гу рассказывал нам о загадочном посетителе из Гонконга. Почему же он искал фуцзяньца? Так что тот вечер в парке Хуанпу впервые поставил меня на верный путь расследования.
– Парк Хуанпу оказался для нас счастливым, – сказала Кэтрин, – в соответствии с теорией о пяти началах. Так что удивляться нечему.
– Не могли бы вы объяснить поподробнее, инспектор Рон? – попросил Ли.
Очевидно в противовес ей, он не знал многих подробностей жизни Чэня, хотя и прочил его в качестве своего преемника.
– Это шутка моего отца, товарищ секретарь Ли, – сказал Чэнь. – Главное – в тот вечер меня осенила еще одна мысль. Инспектора Рон заинтересовали две строки, начертанные на моем веере. Автор стихов Дайфу. Я задумался о загадочной смерти Дайфу, а потом снова подумал о найденном в парке убитом. И во мне укрепилось предположение, что труп был перенесен в парк для того, чтобы отвлечь внимание от чего-то другого, более важного, или чтобы перевести подозрения на другую организацию, как я думал, рассуждая о смерти Дайфу.
– Но мне вы ничего не сказали! – укорила его Кэтрин.
– Дело в том, что все это как-то срослось у меня в голове уже поздно вечером, когда я вернулся домой. Я нашел стихотворение, чтобы припомнить все возможности, которые я исследовал, прежде чем написать его. В результате на следующий день я смог почитать вам его в «Подмосковье», – с улыбкой признался он. – Нет, это не самые мои любимые стихи, хотя они навеяли на меня поэтическое настроение, когда мы были на рынке Хуатин.
Секретарь парткома
– Так вот как старший инспектор Чэнь продвигался в расследовании – скачками.
– А что касается происшедшего на рынке – здесь я хотел бы сказать о роли случайности. Лучшего способа описать ее не найдешь. Мы с инспектором Рон оказались там совершенно случайно. Как она выразилась, цепь внешне ничем не связанных между собой звеньев. Стихи о Дайфу, зеленый сотовый телефон, дождь, цепочка мокрых следов Иволги, стихи Су Дунпо… И тут я вдруг вспомнил о томике стихов, обнаруженных в доме Вэнь. Если бы мы упустили хоть одно из звеньев, сейчас мы не сидели бы в аэропорту.
Кэтрин подумала, что вряд ли его коллеги разобрались в запутанных объяснениях. Хотя она следила за ходом его мысли, но даже она не все понимала. Например, про зеленый сотовый телефон. Раньше он ничего о нем не говорил.
Юй с трудом удерживался от вопросов. Цянь почтительно держался в тени. Но Ли стремился приправить разговор политическими штампами.
– Вы проделали блестящую работу, старший инспектор Чэнь, в лучших традициях китайского работника охраны правопорядка! – торжественно заявил Ли, хотя было видно, что он по-прежнему бродит в потемках.
– Я никуда бы не продвинулся без помощи инспектора Рон и без работы, проделанной следователем Юем, – честно признался Чэнь. – В допросе Чжэня, в частности, следователь Юй подтолкнул меня задуматься над фразой бандита «Она передумала». Что это означало? Когда на следующий день я разговаривал с Вэнь, я держал в голове показания бандита.
– Вы держали в голове слишком много вопросов, – вновь упрекнула его Кэтрин.
– Потому что не был уверен, стоит ли их задавать, инспектор Рон. После встречи с Вэнь вы спросили меня, почему я стремился убедить Вэнь и Лю вместо того, чтобы обратиться к местной полиции. Во-первых, Вэнь и так уже настрадалась, и я не хотел, чтобы на нее слишком давили. Но была еще одна причина. Из разговора с ними я надеялся получить ответы на мучившие меня вопросы.
– И вы их получили?
– От Лю я узнал только то, что Вэнь ничего ему не рассказала. Затем мы с вами беседовали с Вэнь. Все сказанное ею о жизни с Фэном – правда, но она ни словом не обмолвилась о том, что к ней приходили гангстеры. И уклонилась от объяснения, почему так поздно обратилась за паспортом. Но я стал еще больше подозревать ее в сокрытии какой-то важной информации, когда она заявила о своем намерении перед отъездом заехать в Фуцзянь.
– Что же тут подозрительного? – сказал Ли. – Мать желает в последний раз навестить могилу своего сына.
– А разве она пошла туда, когда мы приехали? Нет! Она даже не заговаривала о кладбище. Вернувшись домой, она первым делом вынула из-под стола коробочку с химикатами. Ничего особенного, но то, что она сочла нужным объяснить мне свой поступок, уже настораживало. Это же был ее дом, она могла забрать из него все, что считала нужным, без всяких объяснений. По дороге сюда она все время молчала и только теперь согласилась все объяснить.
– Да, – задумчиво подтвердила Кэтрин. – В поезде она почти все время молчала.