Закон волка
Шрифт:
— Послушай, тут только про тебя и пишут! Я полулежал в кресле с закрытыми глазами, Анна читала вслух заметки с пометками «Срочно в номер!», «Сенсация недели», «По слухам и авторитетно», а я никак не мог поверить, что речь в самом деле идет обо мне.
— «Кому это выгодно?» Автор — какой-то Фисменович, — читала Анна. — «Вывод экспертной комиссии о том, что взрыв на яхте „Ассоль“ произошел в результате воспламенения электропроводки в непосредственной близости от баков с бензином, можно было поставить под безусловное сомнение только потому, что этой версии отчаянно придерживается официальный Симферополь. Я же склонен принять эту версию лишь по той причине, что комиссию создал и возглавил
— Это неинтересно, — перебил я. — Поищи что-нибудь про меня.
— Про тебя, про тебя, — забормотала Анна, перебирая газеты. — Вот про твоего друга. Обращение генерального директора АО «Милосердие» Виктора Гурули ко всем вкладчикам. «Дорогие акционеры! Счет жертвам нашего акционерного общества растет. Кому-то очень хочется, чтобы вы и в первую очередь свободолюбивый и гордый народ Крыма по-прежнему стоял у разбитого корыта. Кому-то очень выгодно, чтобы ваши кошельки были пусты, чтобы вы мечтали досыта наесться хлеба и чтобы свыклись с мыслью, что вы — быдло. Не надо напрягаться, чтобы отгадать эту нехитрую задачку. Это выгодно тем, кто сегодня стоит у власти. Они прекрасно знают: бедными зависимыми людьми управлять гораздо проще, нежели богатыми и свободными… » Сволочь! Вор!
— Что, там так и написано?
— Нет, это я от себя добавила. Дальше читать?
— Я же просил поискать что-нибудь про меня.
— А он и про тебя вспоминает. Вот: «Погиб мой друг — капитан яхты „Ассоль“ Кирилл Андреевич Вацура».
Я хмыкнул и покрутил головой.
— В самом деле сволочь. Валяй дальше!
— «Эта смерть останется на совести убийц, взорвавших яхту. Но лишь на очень короткое время. Считаю необходимым открыто объявить о том, что, не будучи уверенным в порядочности наших органов правопорядка и объективности следствия, которое, насколько мне известно, вряд ли будет начато, я своими силами создал специальную следственную группу из числа высококвалифицированных профессионалов и частных детективов. Эта группа уже работает… » Да-а, мы с тобой вчера на острове близко познакомились с этой группой. «Каждый час я получаю информацию о ходе следствия. Могу сообщить, что на след преступников мы уже вышли. И ведут эти следы в высокие государственные инстанции… » Послушай, Кирилл, за этот поклеп его же милиция со свету сживет!
— Кто конкретно? Честный и светлый, как солнышко, Володя Кныш?
— Нет, конечно. У Кныша силенок не хватит. Кто-нибудь повыше.
— А те, кто повыше, с Гурули за одним столом сидят и, прости, одних девок пользуют… Ну, чем этот соловей закончил?
— «Призываю всех акционеров „Милосердия“ теснее сплотить свои ряды. Не дадим себя ограбить! Не дадим себя обмануть! Построим свой дом, свою судьбу, свое счастье своими руками!» И факсимильная подпись.
— Послушай, Анюта, — сказал я, повернув голову, — в какой стране мы живем?
— Ты о России или Украине?
— Я о нашей бывшей советской стране.
— Тогда ответь мне: ты за коммунистов или Демократов?
— Анюта, разве можно делить людей по такой узкой классификации? Разве нельзя быть просто честным человеком? Ты посмотри, что происходит вокруг! Это же вся страна — Дикий Остров! Кучка подонков держит нас всех за баранов. Мы для них — стадо, тупое, покорное стадо. И вот один подонок вещает со страниц этой поганенькой газетенки про милосердие, про необходимость сплотить ряды, а бараны в своем большинстве верят ему, покорно идут под ножницы. С них стригут шерсть, а они благодарно блеют… А может быть, мы заслуживаем этого? Раз нет мозгов, то будем
— Я так понимаю, что вы тоже вкладчик? — отозвался какой-то словоохотливый гражданин в белой кепке с заднего сиденья. — Значит, наш человек? Правильно говорите? Всех их, гадов, утопить в море надо!
— Вы о ком, дяденька? — спросил я, повернув голову.
— Как о ком? О демократах, конечно!
— А я о вас. К сожалению…
Анна, пряча улыбку, отвернулась к окну. Ненавижу политиков. Ненавижу дураков. От них все беды на земле.
Она доставала из кармана джинсов и разглаживала на ладони долларовые купюры.
— Двести десять, двести тридцать, двести восемьдесят… Какая хорошая бумага! Сутки мокли в кармане, и ничего! Прогладить бы их утюжком.
— Тогда мы точно их не обменяем… Это, насколько я понял, все, что осталось от твоего алмазного колечка?
— Увы, — вздохнула Анна.
На многолюдном алуштинском автовокзале мы чувствовали себя вполне безопасно. Как выяснилось, на Барсучью поляну рейсовые автобусы не ходили, а частники отказывали нам по той причине, что въезд в дачную зону для посторонних был закрыт.
Анна все заглядывала мне в глаза.
— Кирилл, может быть, не поедем туда? Я отрицательно покачал головой.
— Пришло время возвращать долги. Я не успокоюсь, пока не разворошу тот муравейник.
— Тебя мало травили собаками?
— К черту собак! У меня не выходит из головы тот парень.
Анна поняла, что я имел в виду спасателя. В его смерти мы косвенно, а вернее сказать, напрямую были виноваты. Я мог смириться с жестокостью игры, в которую мы с Анной включились. Мое порочное сознание уже нормально воспринимало и попытку Лепетихи убить меня, и его труп на лестничной площадке, и агрессивный блеф «компьютерной компании» с Барсучьей поляны, и охоту вооруженной банды на Диком острове — все это выглядело вполне допустимыми ходами, соответствующими масштабу, динамике и высоким ставкам игры. Но вчерашнее убийство спасателя мой мозг не мог воспринять. По своей наивности я все еще верил в некий «кодекс чести», которому неукоснительно должен следовать даже самый опытный, с большим «стажем» киллер, и главный пункт этого кодекса гласил: не убивай всуе, а точнее, если можешь — не убивай. Подонок в новеньких туфлях «инспектор» убил спасателя просто так, от злости, что упустил нас с Анной; он стрелял в собственную ошибку, задевшую его самолюбие.
Анна понимала меня, но сейчас смотрела на вещи более реально.
— Хорошо, доберешься ты до Барсучьей поляны. — Она старалась говорить со мной терпеливо и спокойно. — А что потом?
— Я сожгу их двухэтажный сарай!
— Не успеешь. Тебя сожрут собаки. А сунешься в офис — нарвешься на пулю охранника. Частная собственность. Кроме эмоций, у тебя нет ничего — ни прав, ни оружия, ни цели… К тому же я не уверена, что Леша живет на той лесной даче. Скорее он крутится где-то рядом с Гурули или Милосердовым.
Она придерживала меня за руку, а я все вырывался, все норовил куда-то идти. Если бы ее не было, я бы уже натворил столько ошибок!
Наконец я выругался, сел на скамейку и покрыл голову носовым платком.
— Хочешь пепси-колы? — спросила Анна.
— Мне стыдно, — ответил я. — Никогда я еще не чувствовал себя таким беспомощным.
— Стыдно должно быть тем, кто по долгу службы обязан бороться с организованной преступностью.
Некоторое время мы с Анной молчали. Я смотрел себе под ноги, где валялось неисчислимое множество окурков, и думал о том, как же удавалось Шерлоку Холмсу выходить на след преступника, изучая подобный мусор. Анна, почувствовав, что я слишком увлекся самоуничижением, стала потихоньку выводить мой полет из пике.