Закон жанра
Шрифт:
– Чего ты хочешь?
– С Юрика хочу спросить. Он свою вину кровью должен искупить...
Во взгляде Артура было столько злобы и ненависти, что Ярославу стало немного не по себе... Да, этот урод не остановится, пока не прикончит Юрика...
– И чего ты от меня хочешь?
Он уже догадывался, куда клонит Артур.
– Того же, чего и ты... Ксюху только через труп Юрика можно вернуть, неужели не ясно?
– И что?
– Ну так сделай из него труп!
Ярослав метнул в Артура взгляд, который должен был его испепелить. Но тот как будто бы этого не заметил.
– А
– Какие долги?
Внутри у Ярослава все клокотало, но Артур снова ничего не замечал.
– Я из-за тебя шесть лет в зоне отмотал, не забывай. А я за это должен с тебя спросить. Но долги можно списать. И со Стасом я могу поговорить...
– А Стас при чем? – нахмурился Ярослав.
– Да при том... Ты думаешь, он простил тебе «общак»? Ни фига! Сам он мараться не хотел, так меня подписать хотел. Типа, разрешил мне порвать тебя на части... Только Стас мне не указ. Чхать я на него хотел... Я тебя трогать не буду. И со Стасом поговорю, чтобы он оставил тебя в покое...
Артур вправлял натуральное фуфло, и Ярослав прекрасно это понимал. Стас – давно пройденный этап. Возможно, его и в живых-то нет...
– А потом ты сам прикинь, какая тебе маза светит, – продолжал буровить Артур. – Юрик сейчас конкретно жирует, магазины по всей Москве, бабок море. А Ксюха – его жена. И если Юрика грохнуть, все бабло ей достанется. А она сама тебе достанется...
– Интересный вариант, – криво усмехнулся Ярослав.
– Ну а я о чем! – взбодрился Артур.
Он явно не заметил злой иронии в словах Ярослава. И продолжал:
– Сразу двух зайцев убьешь. И Ксюху обратно получишь, и разбогатеешь...
– Однажды я уже пытался убить двух зайцев! – оборвал его Ярослав. – Друг у меня был. Хороший друг. Очень заботливый. Он мне тоже сразу двух зайцев на убой предложил. Один заяц – это ты, а второй – миллион долларов на кино...
Да, Пахом развел его конкретно. Ярославу этого никогда не забыть... Теперь вот Артур пытается его развести. И делает это нагло, нахраписто, как будто Ярослав лох по жизни... Нельзя с ним так поступать. Нельзя!..
Ярослав чувствовал, что страсти накалились до предела. Но останавливаться он не хотел. Да и тормоза отказали...
– Так вот, я тебя не завалил! И обещанные бабки не срубил... Гнался за двумя зайцами, а поймал шесть лет строгого режима... Развел меня Пахом. На твоей шкуре развел... Знаешь, я тебя все-таки урою, чтобы не так обидно было за бесцельно прожитые годы...
– Чо ты сказал? – взвился Артур.
Он вскочил с табурета, но Ярослав был на ногах еще раньше. Мощный крюк в челюсть посадил Артура на задницу. Глаза – синус на косинус, рот – эллипс на гипотенузе. Плывет ублюдок, на волнах качается. Ему бы лечь, но нет, он поднимается. А Ярослав уже не в силах контролировать себя. Ударом ноги он уложил Артура на спину, прыгнул на него и кулаком в челюсть пригвоздил голову к земле. На этом бы остановиться, но безумная ярость требует выхода... Он бил Артура, как будто мстил всем бандитам на земле. Мстил за свою сломанную жизнь...
Артур уже не подавал признаков жизни. Лицо –
Камеры в ШИЗО забиты отрицаловом. Ярослав хоть и формально, но числится активистом, ему в эти камеры нельзя – съедят. Его бросают в одиночку. Это почти карцер. Площадь два на два, шконка без матраца, «чаша Ганна» в углу...
А после ШИЗО его вызвал к себе сам начальник колонии. Широкоплечий пузан с вечно красным лицом. Взгляд строгий, сосредоточенный. Но не злой. И манера общения располагающая. Он протянул Ярославу пачку «Мальборо» – его любимые сигареты...
– Барьянов, ну как же так, мы с тобой почти пять лет вместе, и никаких эксцессов. А тут... Что ты с этим Качуровым не поделил?
– Это не Качуров, это проклятье моей жизни, – сквозь зубы процедил Ярослав. – Куда ни ткнись, всюду он... Вот!
Он задрал робу, показал шрам от ножевого ранения.
– Его работа!..
– А разве это не Афган?
– В Афгане ни одного ранения... Если б я его не прибил, он бы точно меня на «перо» поставил...
– При нем не было «пера», – с интересом смотрел на него «хозяин».
– Тогда не было, потом бы появилось...
Артур подбивал его на мокрое дело. Но Ярослав об этом и словом не обмолвился. Это уже не оправдание, это чистой воды стукачество. К тому же он разобрался с Артуром.
– Не знаю, что было бы с тобой потом, но я знаю, что с Качуровым сейчас. Он до сих пор в реанимации, хотя уже пятнадцать суток прошло. Ты ему нос сломал, еще бы немного, и сломанная кость мозг бы продырявила, а это верная смерть. Челюсть сломана, зубов не осталось... Ты, Барьянов, прямо зверь какой-то... Что, если Качуров кони двинет? Придется «мокрую» статью тебе шить, а это еще три-четыре года вдогон...
Ярослав подавленно молчал. Довесок в три-четыре года – это слишком.
– Этот Качуров – еще тот фрукт, – продолжал полковник. – Мутил воду в своей колонии, оттуда его перебросили к нам, на перевоспитание. Но, похоже, он сам собирался нас перевоспитывать. На авторитет работает, на законного вора метит. Если бы поднял колонию на бунт, мог бы и заработать титул... Но ты, Барьянов, фактически его опустил. Какое теперь к нему уважение... Считай, что ты нам помог... Но, к твоему сожалению, это тебя не оправдывает. Информация о происшествии пошла наверх, и если даже Качуров выживет, досрочного освобождения тебе не видать как собственных ушей...
Артур выжил. Но на больничке провел больше года. А Ярослав провел это время на зоне. Не выпустили его по условно-досрочному, не стал он «удодом».
Артур вернулся на зону в тот день, когда для Ярослава прозвенел звонок. Он получил на складе свои вещи, переоделся и уже на правах почти свободного гражданина пришел в клуб. Что ни говори, а это была частичка его жизни. Актерский талант в неволе не развивается. Может быть. Но все же и застойным его подневольное творчество не назовешь. Кое-чему он здесь все-таки научился...