Закон жизни

Астерискос

Дни шли за днями, и каждый день приходила девочка к своему занемогшему другу – гладила колючую кору, обнимала теплыми ручонками и шептала слова поддержки и утешения. И каждый день прибавлялась на безлистных ветвях еще одна пестрая ленточка. Мать девочки только вздыхала и без слов вплетала в косички все новые

ленточки.

Вот и весна прошла, раскаленное добела солнце плавило синеву неба, и пожухли у дороги покрытые пылью карагачи. Они злобно взирали на голый скелет некогда могучего собрата и глумливо перешептывались: «Нет, вы только посмотрите, он до сих пор стоит. Уже прогнил насквозь, труха вместо внутренностей, а он все кочевряжится. Ничего, долго ему не продержаться. Высушит его за лето солнце, а зимой обломают на дрова».

Но прошло лето, и осень тоже прошла, а он все так же стоял, упрямо вцепившись корнями в холодную землю. Никто не осмеливался подступиться к нему с топором: ведь это был карагач самого Ходжи Насреддина! А если бы и нашелся такой безумец, то пришлось бы ему сначала сразиться с маленькой фурией, от одного взгляда которой умчался бы он без оглядки, бросив свой топор и потеряв сапоги впридачу.

Медленно тянулись холодные зимние дни, но природа неумолимо следует своим законам, и зима, покряхтев, уступила дорогу весне. Солнце стало задерживаться в небе подольше и припекать пожарче. Земля прогревалась, и стала в ней просыпаться невидимая пока на поверхности жизнь. Зашевелились корешки, набухли и полопались семена, семечки, луковицы и клубеньки, потянулись вверх бледные зеленые росточки.

Какая непреодолимая сила заключена в этих ростках: хрупкие, мягкие, беззащитные перед зноем, морозом и жадными челюстями, упорно карабкаются они сквозь сухие мерзлые комья – наверх, к свету, к жизни. Они не

думают о том, что их иссушит солнце, истреплет ветер, побьет град или сжует длинноухий ишак. Они вообще ни о чем не думают, а просто делают свое дело – растут и тянутся к солнцу.

Бледный молодой месяц поеживался под холодным еще ветром, когда карагач тихонько вздрогнул. Слабо, медленно, нерешительно задрожала в нем уцелевшая жилка, и потек по ней животворный сок. Карагач молча прислушивался, чувствуя внутри знакомый трепет. Конечно, теперь он не тот молодой красавец с роскошной кроной и горделивой осанкой. Но и сломить его не сумели – не скоро, ой не скоро упадет он сухим бревном в мутный поток.

Он тихонько улыбался про себя, терпеливо вслушиваясь в тонкое биение жилок.

Утром девочка пришла на пустырь, и словно споткнувшись, прищурилась издали на своего любимца. Подхватила подол и помчалась со всех ног, немилосердно топча нежную первую травку. Острые глаза не обманули ее: среди пестрых ленточек набухли уже первые почки.

– Я знала! Я знала, что ты жив! – Чистая детская радость плескалась горным потоком и звенела серебряными колокольчиками.

Завистливые карагачи угрюмо взирали, шепелявя голыми ветками, бессильные заглушить звонкий смех.И почудилось им вдруг, что где-то вдали ответил маленькому колокольчику большой колокол, рассыпавшись легкой, звенящей трелью, и донесся откуда-то знакомый голос:

«Нищий, босый и голый, я – бродяга веселый,

Буду жить, буду петь и на солнце глядеть,

Сын народа любимый и судьбою хранимый,

Я смеюсь над султаном, над эмиром и ханом!

Я – Ходжа Насреддин, сам себе господин,

И скажу – не совру – никогда не умру!»