Закон Жизни
Шрифт:
– - Чего там бормочешь?.. Не слышу.
– - Да так...
Скрип половых досок, которые прогибаются под немалым весом, приближается ко мне. Мужик подходит и встаёт рядом. Страшный. Чуть ввалившийся глаз, один, другого нет. Ломаный-переломаный нос. Кожа в оспинах. И он реально огромен! Хотя, теперь-то понимаю: это, может, не столь он великан, сколько я карлик. Ведь тело-то совсем не моё, это уж точно. Моё не помню, но было оно больше, намного больше. Не такое хилое, недоразвитое. А главное -- уж точно не детское! Еще и это огромное родимое пятно на руке, странное, в виде корзинки...
– - Повезло тебе, вовремя я вышел. Эти...
– - бородач машет лапищей,
– - Эти-то, -- тем временем, он всё продолжает и продолжает, основательно так, по-деревенски, -- у них драки одни на уме. А как подумать, так это нет, это не про них! Пусть взрослые кумекают, у кого голова больше. Мелюзге-то думать и не нужно вовсе, растудыть их и растак!.. То курей гоняют, то козу спугнут, то траву пожгут. То вон, человека невинного до смерти забить попытаются...
– - Спасибо!
– - успеваю вставить, пользуясь тем, что бородач ненадолго затихает. Совершенно искренне: этот суровый и неожиданно словоохотливый человек, он ведь действительно мой спаситель. У той деревенской шпаны чувство меры отсутствовало как класс, равно как и малейший намёк на штуку под названием "сострадание". Неизвестно ещё, чем бы всё могло закончиться. Забили бы до смерти, да оттащили в кусты... Или свиньям скормили. Интересно, тут есть свиньи? И что они такое, эти "свиньи"? Вроде розовые, с пятачком и хрюкают? Или что-то путаю, и это просто очень плохие люди?
– - Спасибо говорит. Спасибо, оно такое, в угол не поставишь... Вот, как сделаю тебя рабом, хе-хе-хе. Бирки-то нету!
– - Чего нету?..
– - меня как ледяной водой окатывает, а глаза сами собой начинают метаться, ища пути к спасению. Если честно, задаю вопрос на автомате, мозг уже занят совершенно другой задачей...
А дядька и не думает прерывать свою речь, такую же спокойную, будто не замечая, как я всполошился. Может -- и правда, не замечая. Хорошо бы, если так...
Смысл того, что он говорит, до разума доходит не сразу, но слова всё же откладываются в памяти. Стараюсь успокоиться и вникнуть в суть. Надо попытаться понять, что случилось. И куда я попал. Это первоочередное сейчас.
– - Бирки, говорю, нету! Имперской. У всех должна быть. Кто не гражданин, кого местные не могут опознать -- особенно! А у тебя прямо на роже написано: варвар, как есть варвар. Самый настоящий! А раз варвар, значит, и бирка положена.
– - Так есть она, наверное... Потерялась...
– - отвечаю невпопад, лишь бы что-то сказать. Ясное дело, что если и была она, вспомнить вряд ли получится. А вот заставить бородача выдать ещё немного такой необходимой сейчас информации, это очень нужно.
– - Нетуть, нет её! Вообще нету! Нигде не видал, а я ж и по улице прошёлся, туда-сюда, хорошо смотрел. Тоже думал, обронил небось. Нельзя же так, посреди Империи, да без бирки... Ладно тебе, пострел, не трясись ты, аки заяц! Не буду рабом делать. Сам-то из вольноотпущенных. Свободу ценю. Но, всё равно... Ты уж прости, но должен будешь!
– - Да не вопрос, дядь...
– - расслабиться не получается, если честно. Не очень-то доверяю теперь ему. Свалить бы под шумок... Но стараюсь делать вид, что всё в порядке.
– - Как вас звать-то?
– - Гурт я. Кузнец тутошний, деревенский. А тебя как
– - Я... Не помню.
– - Как это, "не помню"?
– - А вот так. Вообще не помню. Кто, откуда... Очнулся -- бьют. Что раньше -- без понятия. Не знаю, -- врать смысла нет, говорю, как есть. Знал бы, что врать, может, и навешал бы лапши, а так -- поймают ещё на какой мелочи. Да и смысл-то говорить неправду, когда даже сам не знаешь, чем сделаешь себе лучше, а чем только хуже?
Кузнец какое-то время молчит, переваривает сказанное. Потом, почесав густую бороду и смешно выпучив единственный глаз, задумчиво тянет:
– - Да-а-а, дела-а-а... Не, ну слыхивал я, конечно, и такое бывает. Вон, у Белого, с соседской деревни. С телеги сверзился, головушкой буйной о камень приложился. Позабыл всё, напрочь, даже жену свою позабыл, ты подумай только! Опять полез к ней знакомиться, будто впервые увидал... И говорит ещё, ты послушай, всё так же и теми словами, как когда всамделишно, впервые, знакомился... Да ладно ты, не кручинься! Бывает, -- Гурт по-своему истолковывает гримасу, непроизвольно возникшую на моём лице от такой безусловно интересной, обнадёживающей, и чрезвычайно актуальной сейчас истории.
– - Может, вернётся всё. Поживи тут пока, там и вспомнишь. Куда тебя такого пускать, ущербного... Но помогать будешь! А то ведь, страдал всё я, думал, ни детей, ни толкового кого, кого б в ученики можно взять, на хозяйстве чтоб подсобил. Местные, вона, все нос воротят. мол, чтоб у бывшего раба... Хотя как сделать что надо, тут же прибегают. Такие вот люди. Да и мне они самому, если честно, не очень. А тут --о как вышло! Как специально! Не иначе, сам Рогатый услышал, послал тебя!
Кузнец изображает странный жест -- поднимает ладони к плечам, потом опускает вниз, очерчивая нечто вроде полукруга, складывает пальцы вместе в районе живота, и с лёгким поклоном опускает их ещё ниже. Никак не комментирую эту странную пантомиму, но в памяти на будущее -- фиксирую.
– - Да я сам собой появился, какие рогатые...
– - А ну, не богохульствуй! Всё в руках Рогатого!
– - Извини, Гурт, не со зла...
– - Извинения твои, мне как волку овёс. Так чего? Будешь учеником? А то, смотри, могу и усыновить. Своих-то... Своих нету.
– - Ну-у-у... Не знаю. Подумать надо.
– - Ты ещё думаешь?! Да обычно родители умоляют, чтоб их чадо мастер взял!
– - голос моего благодетеля наполнен ни разу не наигранной обидой.
– - Денег предлагают, дочерей в жёны сватают!.. А ты ломаешься! Станешь учеником, бирку получишь! Особую. Мы, кузнецы, всегда в почёте. Или тебе то не нравится, что я рабом раньше был?..
На лице у мужика появляется такое свирепое выражение, что мне становится не на шутку страшно за себя. Спешу поправить положение:
– - Что ты, что ты, Гурт, конечно же нет! Да для меня это наоборот, скорее, хорошо. Просто, как-то... Неожиданно, что ли? А я ещё и не помню ничего! Вдруг мне нельзя в кузнецы... По религиозным соображениям?
– - опять вижу, сказал не то. По лицу кузнеца пробегает очередная тень.
– - Нет-нет, я не отказываюсь! Но мне бы в себя прийти сначала, хоть что-то вспомнить. Может, невеста молодая дома ждёт? Плачет! И бежать скорей к ней надо, а то женихи набегут, уведут, что буду делать, как жить? Да ладно, ладно, помогать-то обязательно буду, не отказываюсь... Сколько нужно, столько и буду. Только, боюсь, не смогу пока, -- рука, на которую опираюсь, подрагивает от напряжения. А я же всего-то сижу, облокотившись... Откидываюсь назад, сдавшись, и невольно скриплю зубами. Ох и не нравится всё это.