Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага
Шрифт:
В течение часа-другого весть о солоновом деянии разнеслась по всему городу. Пожилые мужи сдержанно, но осуждающе говорили меж собою о происшедшем. Многие из них побаивались, как бы их сыновья и внуки не поддержали рехнувшегося поэта. Случись подобное, не миновать новых сражений с мегарянами, не уйти от больших жертв, а то и унижений, если снова постигнет неудача. Впрочем, не все беспокоились, полагая, что Солон действительно тронулся умом. Не может ведь здравый человек быть врагом себе, поступая таким образом. Иные уверовали в мономанию Солона, дескать, он помешался на своей идее освобождения Саламина. И теперь будет всех в этом страстно
Афиняне среднего возраста, к которым относился и сам Солон, хорошо знавшие его, были убеждены в наигранном притворстве купца-поэта. Скорее всего, за этим кроется что-то таинственное, предполагали они. Но вот чей замысел осуществляет он, понять пока не могли. Что-то здесь не так, полагали они и молча строили догадки.
Относительно афинской молодежи можно утверждать – те торжествовали. Наконец-то, – радовались они, – нашёлся смельчак, который открыто сказал всё то, о чём они тайком помышляли. Многие молодые люди давно желали проявить себя на саламинском поле боя. И вот, кажется, такая надежда появилась, если, конечно, архонты не расправятся с Солоном.
Следующий день выдался ещё более хмурым. Чёрные тучи заволокли всё небо над Афинами. Моросил мелкий дождь. Казалось, сама природа отражала плохое настроение людей, состояние их духа и вынуждала всех сидеть дома. Но не тут-то было. Сразу же после завтрака со всех афинских улиц к центру города потянулась череда мужей. Приветствуя друг друга, они убеждали встречных, будто идут на Агору по неотложным делам. Кому-то вдруг понадобилось купить оливкового масла, зайти в лавку за овощами, кто-то надеялся приобрести новую посуду, иной – встретить знакомого из соседнего полиса. Короче, у всех нашлась уважительная причина, чтобы именно сегодня побывать на городской площади.
И действительно такая причина существовала, и называлась она – Солон. Некоторые и вовсе не скрывали её. Правда, никто не был уверен в предполагаемом появлении дерзкого поэта на Агоре. Несмотря на то, все надеялись и ждали. Большинство пришедших парами кружили вокруг камня, ведя незатейливые беседы, и украдкой поглядывали туда, откуда, предположительно, мог появиться ожидаемый поэт. Присутствующие заметили, как к камню подошли четверо мужей и стали о чём-то меж собою тихонько говорить. Среди них находился Дропид – родственник Солона и трое ближайших друзей поэта – Гиппоник, Клиний и Конон. Афиняне решили, коль пришли друзья, то вскоре появится и сам виновник сборища. Предчувствия не обманули их.
Солон буквально ворвался на Агору. Облачённый в короткую хламиду, с шапочкой на голове, ютившейся набекрень, возбужденно расталкивая руками теснившихся вокруг афинян, он решительно направился к камню. Те, кто стояли на пути, еле успели расступиться, давая поэту пройти. Не задерживаясь ни на одно мгновение, Солон стремительно взмыл на камень, окинул окружавших его людей притворно безрассудным взглядом и громко запел:
С вестью я прибыл сюда от желанного всем Саламина,Стройную песню сложив, здесь, вместо речи, спою.Все обитатели площади замерли, внимательно вслушиваясь в Солоновы слова. Даже безразличные лавочники-чужестранцы бросили свои товары и, осторожно переступая с ноги на ногу, подошли поближе к сборищу, пытаясь понять смысл
Песнь Солона звучала трогательно, страстно, язвительно. Казалось, он стремился устыдить афинян в бездействии, упрекал их в отсутствии патриотизма, чувства собственного достоинства и боевого духа. Особенно дерзкими были его последние слова:
На Саламин! Как один человек, за остров желанныйВсе ополчимся! С Афин смоем проклятый позор!Стоило поющему поэту закончить элегию, как часть толпы, где преимущественно стояла молодёжь, взорвалась:
– На Саламин!!! На Саламин!!! На Саламин!!! Смоем позор!!! Смоем позор!!! Смоем п-о-з-о-о-о-о-р!!!
Те, которые были постарше, начали осмотрительно удаляться с места события, опасаясь возможных неприятностей. Многим стало ясно, что никакой он не полоумный этот Солон, ибо такую песнь, мог сочинить человек поистине талантливый и здравый. Впрочем, все эти поэты не от мира сего. Поговаривают, вроде бы они являются посредниками между божествами и людьми. Во всяком случае, Гомер и Гесиод наверняка общались с богами. Иначе откуда им довелось узнать всю родословную олимпийцев. А что если и Солон является провозвестником высшей воли? Вдруг он послан воинственным Аресом или многомудрою Афиной, а то и самим громовержцем Зевсом, чтобы воспеть мужество, силу, честь и разбудить боевой дух мужей. Так, примерно, размышляли некоторые афиняне, возвращаясь с Агоры.
Тем временем Солон, в отличие от дня вчерашнего, домой не спешил, а продолжал стоять на облюбованной им трибуне, молча вслушиваясь в крики молодых афинян. Он застыл, будто каталепсия сковала его. Дождь никак не прекращался. Распахнутое небо щедро поливало всех водой. Поэт весь промок. С его головы, с рук, с ног струились ручейки воды. Создавалось впечатление, словно он весь плачет, будто не только душа, но и всё его тело и одежда источают крупные слёзы. Сильный ветер бил поэта в грудь и в лицо, пытаясь согнать его с бемы. Но не для того пришёл сюда Солон, чтобы падать с камня от дуновения ветра. Когда гомон вокруг поутих, стихотворец ожил. Он медленно поднял правую руку, а затем резко, вместе с брызгами, выбросил её в сторону, стоявших в десяти шагах от него, молодых людей.
– Трусы! – язвительно крикнул он им. – И ты, Феодор, и ты, Мардоний, и ты, Антихар! Все трусы!!! И вы тоже! – на сей раз, Солон сделал выпад левой рукой в другую сторону. – И вы тоже! – вовсю вопил он, указывая обеими руками на стоявших рядом с ним друзей. – Все трусы и предатели! В Афинах не осталось достойных мужей! Арес и Афина покинули вас. Видно, вами верховодит одна Афродита. Несчастные! Уходите домой, держитесь своих жён. Спешите к уличным девкам, может они скрасят вашу безучастную жизнь. Идите и услаждайтесь горечью моих слов. Всем позор! Всем позор! – И с этими словами сошёл с камня и подался в сторону своего дома.
– Ты заблуждаешься, безумец! – возразил ему вослед Мардоний, которого Солон обозвал трусом. – Да я немедля готов взять копьё и прямиком двинуться на Саламин!
– И я! – произнес Антихар.
– И я! И я! И я! – также воскликнули многие молодые люди…
По дороге Солона нагнали его друзья-соучастники.
– Ну, как, удалось? – озорно подмигнув им, весело спросил поэт.
– В тебе, мой дорогой друг, – сказал Клиний, – пропадает лучший сатир Эллады! Ты способен переиграть всех.