Законодатель. Том 2. От Анахарсиса до Танатоса

Горохов Владимир Владимирович

А затем, уже, будучи сильно захмелевшим, сочинитель басен буквально отрезал такую фразу:

– «Лучше всего дома».

Что он имел в виду, пояснять не стал. То ли ему не понравилось на пиру, то ли он дома чувствует себя уверенней. Да оно и каждый человек знает, что везде хорошо, а дома лучше. Какие тут еще нужны объяснения. Правда, не понятно есть ли свой собственный дом у Эзопа. И где вообще его дом? Уже совсем было, успокоившись, Эзоп произнёс заключительную гному:

– «Не обижай слабых!» – тоже примите во внимание. Очень важное изречение. Кто только не норовит обидеть слабого человека. А делать это нельзя! Сильных можно обижать. Слабым же надо покровительствовать.

Анахарсис собирался было промолчать и на сей раз, даже не сказав того, что он поддерживает всё прозвучавшее. Однако сам

того от себя не ожидая, он, непонятно кому, тихо бросил в сторону фразу – «О неизвестном лучше молчать». Видимо, её никто не расслышал, а может и не желали слушать. Впрочем, его благодушное лицо свидетельствовало о том, что он довольствуется происходящим вокруг. Ему, оказали небывалую честь и впустили в собрание мудрецов. Более того, ему, скифу, предоставилась уникальная возможность сидеть недалеко от Пифии совершенно рядом со святая святых. Никогда, ни один скиф об этом даже не мечтал. А ещё сидеть со всеми мудрейшими из мудрых, здесь же. И не просто сидеть, но и на равных пировать, провозглашать собственные мысли, отрицать или поддерживать чужие, спорить и молчать. О чём ещё может мечтать поклонник мудрости? Однако, вдруг, он ощутил на себе проницательный взгляд Солона, говоривший о том, что столь высокое окружение ждёт от него большего, нежели то, что он делает сейчас. Ждёт его возвышенных мыслей и слов. И царевич нерешительно заговорил:

– О, величайшие мужи! Ваши гномы касательно меры и познания – превосходны, воистину великолепны. Хотя, по чести, Аполлон тому свидетель, не скрою – меня точит червь сомнения и в отношении меры и в отношении познания. Ещё как точит и гложет. Считаю уместным и такое сказать: «Знай меру в познании». Посудите сами, мудрейшие. Человеку знать слишком много весьма опасно. Он может возомнить себя Богом. Неважно каким – скифским или эллинским. А если человек возомнит себя Богом, то человеческий род может постигнуть беда, ибо место богов уже занято. И они не потерпят самозванцев. Так что следует знать меру и разумный предел в познании. Слишком много знания, в том числе о себе может привести к непредсказуемым последствиям, а то и погибели. А поэтому я и говорю: «Знай. Но знай в меру». А ещё скажу – «Люди, не спешите, подумайте, оглянитесь, отдохните».

Он хотел было добавить, что важно не только знать, и не только обладать. Но необходимо ещё умело и своевременно распоряжаться познанным, нести груз ответственности за его применение. Но, почему-то удержался и промолчал.

Мудрецы никак не отреагировали на сказанное скифом. Трудно предположить почему. И уже по сложившейся на пиру традиции круг речений завершал Фалес. Он искренне одобрил все высказывания – от Солоновых – до Эзоповых, назвав их интересными, хоть и спорными. Но при этом подчеркнул, что там, где нет места спору, там нет и места мудрости, как и самой истине. Истина рождается в споре. Правда, в нём же она может и потеряться, если спор беспредметен и тем более, бессмысленен.

В свою очередь милетский физик предложил обратить внимание сообщества мудрецов на такие речения:

«Будь прекрасен делами»; «Учи и учись лучшему»; «Полезней всего добродетель».

Пирующие мудрецы дружно взялись за обсуждение сказанного. Не только сказанного Фалесом, но и всеми участниками третьего круга. Дискуссия была страстной, критичной, но созидательной, ибо любая мудрость, высказанная одним, требует некоторого уважения со стороны других. Пир затянулся и возможно затянулся бы еще надолго. Но незаметно свечерело. Бывает так, что за мудрыми разговорами быстро утекает время. Солнце спряталось за храмом. Аполлон удалился в свои покои. И видя это, Пифия молвила:

– О, мудрейшие мужи, благодарю вас за столь искренний и глубокомысленный разговор. На сегодня мы завершаем. И Аполлону и нам есть необходимость отдохнуть. Но пир продолжится завтра. Встречаемся здесь, в полдень.

Первый день пира, несомненно, удался. Так расценили происходившее пиршество мудрецы. А как оно будет завтра – поживём, увидим. Будет день – будут новые мысли. Конечно же, будут.

9

На следующий день, ровно в полдень, участники пира пришли к храму Аполлона. Вышедшая им на встречу Селена на сей раз была одета в одежды серебристого цвета. Пришедшим казалось, что сама

Луна спустилась с небес, чтобы предстать перед важными гостями ещё более таинственной, загадочной, нежели это было вчера. Пифия вся сияла, улыбалась, раздавала сдержанные, величественные поклоны налево и направо, источала мощную энергию жизни, воплощала в себе аполлоновскую гармонию. Мудрецам даже почудилось, что сивилла желает обнять каждого из них, сказать тайное слово, а то и позвать в прорицалище, в колыбель истины. Дескать, вы заслуженно удостоились подобной чести. От одной этой мысли каждому становилось не по себе. Возможно, она и сделала бы подобное, да нельзя, не положено невесте Бога вести себя так с людьми, даже со знаменитыми. Зрелище, явленное мудрецам, было приятным и незабываемым для всех. Даже Фалес, всегда равнодушный к женщинам, дольше обычного задержал свой проницательный взгляд на её теле и от удовольствия причмокнул губами. Солон заметил это и радостно улыбнулся, подумав о том, что божественная красота не оставляет никого равнодушным, даже физика из Милета.

Все мудрецы, как и накануне, явились в белых нарядах. К всеобщему удивлению и Эзоп, который действовал против всех и всего, о чудо, на сей раз был облачён в белое. Непонятно, только где он его взял. Но, видимо, и он сильно преобразился под впечатлением событий первого дня. Этим самым бунтарь всем показал, что и он набрался большого ума. Вот что такое пиршество мудрости.

– «Чтобы это значило, – задумались мудрецы, – не уж-то Эзоп присмирел и помудрел, или Пифия повлияла на него? Не иначе как Аполлон явился ему во сне и вразумил говоруна. Несомненно, сочинитель басен превзошёл себя».

Когда все умолкли, Пифия несколько раз обозрела стоявших мужей. Увидев облачённого в белые одежды Эзопа, удовлетворённо качнула головой и величественно подняла вверх правую руку. Мудрецы насторожились и были все во внимании и благорасположении.

– Наш пир, мудрейшие мужи, – начала жрица Аполлона, обратившись к гостям, – сегодня продлится непосредственно в храме Великого Бога, у его изваяния. Мы обязаны быть ещё ближе к нему, а он – отчётливее нас видеть и слышать. Прошу всех с открытой душою и чистым сердцем идти за мной в божественное обиталище.

Мудрецы, впереди которых шла Селена, медленно, величественной поступью, поднялись по ступенькам храма и вошли в него. Всем вошедшим в храм показалось, что сегодня, как никогда прежде, жилище Летоида было обставлено празднично и торжественно. Оно воистину ликовало своим золотым и серебряным убранством и благоухало нежными ароматами. Можно было подумать, что здесь собрались пировать сами боги, а не мудрые люди. Чего тут только не было: статуи бессмертных и героев, знаменитые жертвенники, оружие великих воинов, золотые и серебряные сосуды, которыми по преданию пользовался хозяин храма, священные дары известных государей, рукописи прославленных поэтов с их стихами в честь сына Зевса и Лето. Рядом со статуей Аполлона на подставе, разукрашенной золотыми и серебряными листьями, возвышался знаменитый Омфал. С двух сторон символ центра Вселенной охраняли золотые орлы, ростом с Эзопа. Строгий орлиный взгляд предупреждал всех приблизившихся сюда и стоящих вдали, о недопустимости недобрых замыслов; дескать, берегитесь святотатцы – порвём в клочья. Немного поодаль от статуи Сребролукого, располагалась подстава, на которой лежала знаменитая таблица с решением суда о принадлежности Афинам Саламина. Почти двадцать лет прошло с тех пор, как здесь судились афиняне и мегаряне, но память о том знаменитом процессе запечатлена навсегда. Сам Аполлон охранял сие мудрое судебное решение и никому не позволял его нарушать.

Мудрецы внимательно обозрели эти редчайшие священные сокровища и все до единого благоговея, одобрительно кивали головой, расплывались в щедрых мудрых улыбках, ощущали себя словно бы на небесах. Анахарсис про себя подумал, что «Аполлон не только мудр, но и весьма богат». Скиф внимательно прочёл «саламинскую» таблицу, восхищённо посмотрел на Солона и тихо промолвил:

– Мудрец, он во всём мудрец. Даже там, где казалось бы это невозможно.

Посередине храма располагался празднично накрытый красный стол. Сегодня он был не менее торжественен, нежели вчера. Внешне выглядел даже более красочно и богато. Казалось, к этому приложил руку сам властитель храма. Не иначе.