Законы войны
Шрифт:
— Первый, я Второй, прибыл на место, начинаю работать… — прошептал Араб, — где птичка?
— Второй, я Первый, птичка над тобой. Продвигайся вперед, пятьдесят метров. По фронту свободно…
Что хорошо в афганских пригородах — высоченные заборы, сделанные из глины с камнями или бетонных плит. Ничего не видно…
Араб направился к нужной точке — не торопясь и не медля. От езды на мотоцикле затекли ноги и напоминала о себе спина. Он напомнил себе, что уже не молод и не время бы ему изображать из себя. В 22 САС — главном спецподразделении главного противника — после сорока никаких шансов, или в штаб, или в учебку, но на боевое задание тебя не возьмут. Ну а он… он сам себе такую жизнь устроил… гадство…
Вот,
Обычный высоченный забор. Обычные стальные ворота…
— На месте…
— Замри!
Араб замер — его отлично научили выполнять команду. Разучивали так: одной половине командовали «замри», а вторая половина — бегала между замершими курсантами, и не дай бог кто-то пошевелится…
— Прошли… Внутри четыре объекта, два парных патруля на периметре…
Араб достал из рюкзака пистолет с глушителем — если не поможет это, не поможет ничего.
— Даже не думай об этом. Ты можешь пройти, если переберешься через стену ровно за шестьдесят секунд. Они идут с повторяющимся интервалом…
Это уже признак непрофессионализма. Хороший патрульный никогда не будет ходить туда-сюда равномерно, как китайский болванчик. Он будет действовать неожиданно, даже в таком скучном деле, как охрана, и всегда будет настороже.
— Я сделаю. Дай отсчет.
— Хорошо. Скажи, как будешь готов…
Араб посмотрел наверх, затем достал из рюкзака перчатки из кевлара, выдерживающие удар тока — пистолет он убрал в рюкзак, он сейчас не нужен. Сверху не было видно ни изоляторов Кактуса [103] , ни колючей проволоки, но это только настораживало. Если это серьезный объект — там что-то должно быть.
103
Система контроля периметра.
— Готов.
— Тридцать секунд. У тебя будет шестьдесят.
— Понял…
Он вспомнил пацанов, которых готовил, совсем некстати. Почему-то подумалось, что решать ситуацию здесь будут уже они, их смена. Новое поколение. Эта война будет как Кавказская — делом двух, а то и трех поколений. Дай Бог, чтобы победу увидели хоть внуки…
Казачата. Мальчишки. Он скучал по ним — хоть сам в этом и не признавался. Он так и не обзавелся семьей — был одиноким волком, и они ему стали как семья. Драчливые, взбалмошные — и в то же время чистые, как лист бумаги, на котором еще надо что-то написать. Он помнил их глаза — когда они сидели в степи, у крошечного бездымного костра, на котором кипятили чай, и он рассказывал им то, что нельзя было рассказывать. О специальных операциях, в которых он участвовал. О городах, в которых он побывал. О Бомбее и Пешаваре, о Тегеране и Каире, о Багдаде и Адене. Для них, выросших в приволье казачат, эти города существовали как будто на другой планете. Постоянная удушающая вонь от двигателей, работающих на самодельном бензине, вонь горящих кизяков [104] , узкие улицы, обшарпанные дома, острые как нож взгляды, озлобленные или обманчиво равнодушные лица людей, чужая, похожая то ли на тяжелую отрыжку, то ли на карканье ворона речь. Конечно — были и русские города, Багдад, прежде всего, запоминался «Хадека Алшани» [105] — так претенциозно местные называли районы нефтяных небоскребов в самой излучине Тигра — но и там, на ярких и шумных улицах скрывалась незримая опасность. Для русского, тем более для казака, человека вольного — существовать в этой трясине было невозможно. Но он привык к этому, он пропитался этой вонью костров и пота, как местные, — и его нельзя было отличить от местных. Он приводил пацанам фразы на чужом языке, рассказывал об обычаях народов,
104
На Востоке топить дровами дорогое удовольствие, там мало древесины. Поэтому сушат коровьи лепешки, иногда и человеческие, смешивают с соломой и бытовыми отходами и этим топят.
105
Хадека аль-Фирдаус— райский сад.
— Пошел!
Он подпрыгнул, вытянувшись, как в прыжке, и с трудом (стареешь, мать твою, стареешь, казак!) зацепился за край бетонной плиты. В ушах тяжко бухало сердце…
— Пятьдесят пять.
Он начал подтягиваться. Это не так-то просто, если под коленями плита, да и зацепился неплотно.
— Пятьдесят.
Главное не нашуметь — а то счетчик быстро обнулится. Он представлял, как все оно будет — мечущиеся лучи фонариков, короткая очередь…
— Сорок пять…
Ему удалось подтянуться. Перевалиться через забор. Он понял, почему не было технических средств защиты — нельзя было привлекать внимание. Ни у кого на заборе не торчат по краям изоляторы — и тут этого не должно быть. Они полагаются на куда более чуткую и универсальную охрану — глаза уши и опыт опытных, обученных своему делу людей.
— Сорок. Быстрее.
Прыгнул. Перекатился — но все равно слышно. Прижался к земле — все. Ставки сделаны — ставок больше нет.
— Тридцать пять.
Где? Где спрятаться.
— Тридцать. Справа или слева от входа.
Он побежал туда. А вот хрен там спрячешься, это только сбоку круто выглядит. Дело в том, что человек как-то инстинктивно чувствует живое существо рядом с собой, особенно если его обучить доверяться своим инстинктам, не лениться проверять то, что показалось неправильным или ненормальным. Они проверяли это — даже в кромешной тьме человек чувствует находящееся рядом живое существо, но…
— Двадцать пять.
…только если оно находится на уровне роста человека. Почему-то человек почти не чувствует то, что находится выше его головы. Вспомните — как часто вы смотрите вверх? Не себе под ноги, не перед собой, не на уровне своего роста — а выше.
— Двадцать. Что ты делаешь, черт тебя дери?
Он еще раз подпрыгнул. Хвала Аллаху, тут мало дождей, и потому здесь не делают стоки. Если бы они тут были — то загремели бы почище вечевого колокола.
— Пятнадцать. Действуй.
Подтянулся, перевалился через невысокий край крыши, прикрывающей что-то вроде подъезда к вилле. Там, сверху, была еще широкая, открытая терраса.
— Десять. Замри!
— Ты ничего не слышал?
Араб замер, боясь пошевелиться…
— Не. А чего?
— Упало вроде что-то…
— Да ладно. Покурим…
Едва слышный треск — сигаретной головки о бок коробка.
— Занять позиции и ждать… Занять позиции и ждать… Твою мать, мы занимаемся всем чем угодно, кроме того, что должны делать.
— А что мы должны делать, земляк?
— Воевать, вот что! В провинциях духи кишмя кишат!
Звук, напоминающий зевок.
— Дурак ты, земеля. Если хочешь под пули лезть, я не возражаю. А мне и здесь хорошо. Поближе к начальству и к кухне…
— Я не для этого в армию вербовался.
— Скаутские костры в ж… не отгорели? Ничё, вот перебросят в Кандагар, там узнаешь, почем фунт лиха…
— Да заткнись ты…
— Лиховцев, в чем дело…
Новый голос. Араб его не слышал. Уверенный, командирский.
— Остановились передохнуть, господин штабс-капитан…