Законы высшего общества

Холина Арина

Он нашел ее через полчаса. Некоторое время они смотрели в голубое небо с единственным облачком, а потом Настя повернулась к нему и сказала:

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — Максим повернулся к ней, взял за руку.

Он хотел еще что-то добавить, но она покачала головой. Ведь если завтра явится разъяренная Галя с пулеметом и всех порешит, то пусть этот день останется в памяти днем безмятежного счастья, а не днем рассуждений о том, как жить дальше.

Они загорали. Купались. Гуляли. Катались на мопеде. Делали простые вещи — вместе.

Никогда не знаешь,

чем обернется завтра, а значит, лучше поменьше думать о последствиях твоего сиюминутного счастья.

Глава 14

Галя, по слухам — донес Гриша, встречавшийся с Максимом по работе, — устроила мужу хорошенький разнос. Соседка-змея, с которой Галя ходила в спортзал, донесла, что Макс два дня не ночевал дома.

Макс наврал, что был в Завидове. Галя не поверила. Приковала мужа к батарее и поставила засов на дверь. Они разругались.

Отличное поле для маневров.

И Настя пригласила Галю к Миле. На девичник.

Миле исполнилось двадцать шесть. У нее был богатый отец и еще более богатый отчим — и до девятнадцати лет Мила делала все, чтобы оправдать зависть окружающих: шлялась по клубам, покупала кокаин, как сахарный песок, возвращалась домой к двум часам дня, а потом замаячил героин, и Милу стали запирать. Хитрая, как все наркоманки, Мила ускользала из лап охраны, и тогда ее заточили в какой-то швейцарской лечебнице, где она торчала полгода. А потом еще полгода. Мила совершенно не поддавалась обработке — скандалила, врала, выкручивалась, и ничего не помогало, пока из-под Питера не приехал дедушка, отставной генерал МВД, и не устроил Миле задержание, арест, общую камеру и перспективу отсидеть пять лет. Мила сидела месяц. Родители — и отчим, и папаша, и мать, пребывавшая в прединсультном состоянии, валялись в ногах у деда-генерала — умоляли выпустить ребенка на волю, но тот твердо стоял на своем — пусть девчонка «обосрется по полной программе».

Испуганной выпущенная на свободу Мила не выглядела. Но что-то в ней изменилось. Она сама попросилась в клинику. Вышла и развела бешеную деятельность: открыла, как она это называла, клуб — устраивала только частные вечеринки, дни рождения, свадьбы, корпоративы. Мила контролировала все — начиная от списка подарков до развоза пьяных гостей, а также организовала для членов так называемого клуба особую клубную карту, которая давала им возможность пользоваться лучшими скидками и распродажами по всей Москве. Вроде бы мелочь, но эта карта приносила Миле едва ли не основной доход — и очень, очень нескромный.

Разомлевший от счастья отчим подарил Миле дом между Рублевкой и Новой Ригой, где та и собирала девичник, устроенный в лучших традициях клуба.

Настя с Галей приехали под вечер. На деревьях переливались гирлянды, клумбы подсветили лампами, а вокруг бассейна стояли свечи под высокими стеклянными колпаками.

Угощение выставили на фуршетные столы, шезлонги застелили полотенцами, воду в бассейне подогрели, а во дворе на всякий случай поставили газовые горелки. Играла диджей Бензина — подруга Милы.

Мила была совершенной копией Барбры Стрейзанд — только с черными от природы

волосами: широкая, звериная переносица, тяжелый овал лица. Но в ее глазах было столько жизни, что посмотришь один раз — и оторваться невозможно. Мужчины от нее не отлипали — только уж самые провинциальные, долгие годы лелеявшие мечты о худосочных красотках модельной внешности, не понимали, что же такого в этой девице, которая держится так, словно она — юная Софи Лорен.

Правда, Мила не вылезала из проблем в личной жизни — характер у нее был ужасный.

Мила была холостячкой старого образца — авантюристкой без малейшей тяги к оседлой жизни. Она встречалась, влюблялась, влипала в очередную безумную историю вроде того случая, когда она поссорилась с любовником и тот ее запер в коттедже на озере Селигер, отнял мобильный и уехал в Москву, предварительно опустив рольставни. Умная Мила полчаса выплясывала на табуретке с пятью сигаретами, прежде чем пожарная сигнализация сработала, а потом еще минут двадцать слушала завывания сирены, прежде чем в дом ворвался заспанный менеджер.

— Неужели тебе не хочется любить одного мужчину и быть с ним счастливой? — цеплялась к ней Настя.

— Один запер меня в коттедже. Другой бросил, когда я заболела ангиной. Третий хотел через меня познакомиться с Аней из «Блестящих». А еще один, когда мне было семнадцать, встречался со мной потому, что у меня была стиральная машина. Ты думаешь, мне еще есть к чему стремиться?

Пройдет пять лет, и Мила выйдет замуж за интересного мужчину с большим состоянием, родит троих детей и будет счастлива, но пока она гуляла сама по себе и наслаждалась успехом.

Настя Миле немного завидовала, но все же ее любила — Мила была одной из тех редких подруг, на которых можно положиться в любой ситуации. Мила говорила, что это с ней произошло после тюрьмы: когда она сидела в камере предварительного заключения с пятью настоящими зэчками и была уверена, что ей уже отсюда не выбраться, то поняла, что все в жизни очень просто — ближний либо друг, либо враг. Другу надо помогать, врагу — мешать.

А еще Мила рассказывала, что на второй день одна матерая уголовница, арестованная уже в третий раз за поножовщину, — ненормальная, по словам Милы, хотела отобрать у нее сигареты, и тогда Мила плеснула ей в лицо кипящую воду. После этого с Милой никто не связывался.

Галя вырядилась. Настя предупреждала ее — одеваться надо просто, но, видимо, это и было «просто»: топ, расшитый блестками, джинсовые капри со стразами, сандалии с золотыми ящерицами… Харчпром какой-то.

Настя в коротких шортах, белой рубашке с закатанными по локоть рукавами и кожаных шлепках от «Прада» немного стеснялась спутницы, но не везти же Галю переодеваться?

— Ух ты! Как все блестит! — заявила Мила, едва познакомившись с Галей.

Привычку говорить без обиняков Мила завела за время работы — так как большинство клиентов были знакомыми, друзьями, коллегами ее отчима и отца, то Мила, не стесняясь, выкладывала им все, что думает о странных, если не сказать тревожных идеях — вроде того, чтобы привезти на трехлетний юбилей сына живую пантеру и леопарда.