Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны

Рыжков Владимир Васильевич

Что провоцирует революции

[10]

В январе 2008 года имела место попытка массовых протестов в Ингушетии, которая была разогнана правоохранительными органами и войсками. Были задержаны журналисты, в том числе с «Эха Москвы». В связи с этим возникает очень интересная параллель с событиями Кровавого воскресенья 9 (22) января 1905 года. К счастью, события в Ингушетии не были кровавыми, но в чем видится сходство — люди, которые пытались потребовать отставки президента Мурата Зязикова, подчеркивали всячески свою любовь к президенту Путину и России, говорили — мы за Путина, мы его любим, уважаем, уважаемый президент, пожалуйста, решите вопрос с нашим президентом. Но федеральные силы вместе

с местными силовыми структурами разогнали и пресекли это выступление. И тут напрашивается прямая параллель с событиями 9 января 1905 года, когда огромная демонстрация (по разным оценкам, до 150 000 человек, с разных концов Петербурга пыталась пройти на Дворцовую площадь и вручить царю петицию с подобным выражением любви и с предложением определенных реформ.

10

По материалам передачи от 27 января 2008 года.

В обсуждении принял участие Борис Макаренко — заместитель директора московского Центра политических технологий.

Так что же провоцирует революции? В 1905 году решение царя, о котором он сам сожалел — открыть огонь по демонстрации, — спровоцировало уже буквально на следующий день всеобщую стачку, которая потом распространилась по всем промышленным центрам России. Так вспыхнула так называемая Первая российская революция. Но что же произошло в Ингушетии? И могут ли подобные события спровоцировать новую русскую революцию в нынешних условиях?

Мнение по этому вопросу Бориса Макаренко:

Думаю, что не могут. К сожалению, похоже, что спровоцировали новый очень серьезный виток напряженности в одной из самых горячих точек России. Там, как говорят, народ был недоволен своим собственным президентом. Но когда мы говорим «народ», надо прекрасно понимать, что это некие сотни, тысячи человек. А сам народ в революциях, как правило, играет роль безбилетника. Несколько сот или тысяч людей в столице изображают народную вовлеченность в революцию: берут Бастилию, встают в кольцо вокруг Белого дома. Если эта революция получается, то все остальные потом тоже считаются народной массой, которая совершила эту «народную» революцию. Но она ничего не совершала. В Ингушетии народ был недоволен положением у себя в республике, но апеллировал к «царю». То есть в стране, по их убеждению, все было нормально и была власть. В чем разница с 9 января? Удержись царь, скорее всего, тогда революция все равно бы была — уж больно глубокий кризис в то время созрел в России. Но не было бы такой яркости, и, может быть, немножко по-другому пошла бы история. Но помните, «Ты, Николашка, Божий помазанник, войну проигрываешь каким-то японцам, так ты еще и в народ стреляешь?» — последней каплей стали вот именно эти выстрелы, которые дали новое качество: недоверие власти, выраженное очень значимой частью российского общества — политизированной, раздраженной и без того власти не доверявшей.

Что же провоцирует революции? Например, в Москве обрушилась крыша в бассейне, и после этого стали проверять все бассейны. Когда произошел Беслан, после этого начали бороться с терроризмом во всех школах. То есть у нас мысль властей очень примитивна — где-то прорвало, давайте там и будем затыкать. По поводу же революций можно сказать так: самые большие страхи у нынешней нашей власти вызывают так называемые цветные революции. Вот на Украине произошла «оранжевая» революция, так давайте будем затыкать эту дыру, откуда хлынул революционный поток. И эта попытка везде заткнуть дыры очень напоминает антрепризу клоуна, когда он что-то поднимает с арены, а что-то у него падает. Он что-то поднимает и тут же что-то роняет, так как все ухватить невозможно…

К сожалению, во всем мире, и не только в России, и не только в авторитарных режимах, пока гром не грянул, никто даже не думает креститься. После 11 сентября выяснилось, что в Америке с безопасностью в аэропортах дела плохи, выяснилось, что эти башни торгового центра были архитектурно спроектированы так, что люди не могли спастись, и лишь потом выяснили, какие строительные и архитектурные

нормы надо менять. Разница в другом. Все режимы «прокалываются», но гибнет не тот режим, который делает ошибки, а тот, который методично и постоянно делает из этого неправильные выводы. В Америке события 11 сентября стали поводом для фундаментального переосмысления и проблем безопасности, и проблем демократии в стране. Правильно, плох тот режим, который не учится на своих ошибках, не учится лучше понимать, чем живет и дышит страна, нация и народ.

Мнение по этому вопросу Бориса Макаренко:

Приведу пример из близкого мне Ближнего Востока. Были старые прогнившие монархии, которые рухнули, как гнилое дерево, от одного маленького переворота. Началось в Египте со свободных офицеров. Ирак, Ливия — очень поучительный опыт для понимания, что такое революция. Но были два монарха, на жизнь которых покушались, у которых в странах дела шли не лучше, чем в Египте или Ираке. Но эти монархи благополучно умерли в своих постелях, и их сыновья правят Иорданией и Марокко. Режимы остались авторитарные, но они провели земельную реформу, они приоткрыли, насколько это возможно, каналы народного участия.

Более того, Марокко сейчас — самая плюралистическая из арабских стран, в том числе и потому, что на покойного папу нынешнего короля совершалось несколько неудачных покушений. Эти монархи, с одной стороны, усовершенствовали собственную службу безопасности и стали лучше охранять себя как главный источник легитимности режима. С другой стороны, они «открывались» и реагировали. Они научились это делать. А те режимы, которые не учатся, которые пытаются только затыкать дырки, не понимая, что трубу надо менять, рано или поздно все равно падут.

А вот при демократических режимах революции не нужны. Зачем там революция, если власть можно свергнуть мирно через выборы?

Наверное, люди бунтуют тогда, когда разрыв между тем, что они имеют, и тем, что они должны иметь (как это им представляется), становится слишком большим.

А вот что они хотят иметь — севрюжину с хреном или конституцию — это в разных ситуациях по-разному. Кстати, вспомним начало еще одной революции — Великой американской и знаменитое «Бостонское чаепитие», когда американцы побросали в море чай, который не так облагался пошлиной. То есть вроде бы им не хватало свободы, чтобы устанавливать законы о том, какой пошлиной облагать чай. А на самом деле эта свобода им нужна была затем, чтобы торговать чаем и делать на этом деньги. Вот так тогда американские колонисты понимали диалектическое единство между конституцией и севрюжиной с хреном.

Что же касается «цветных» революций, которые бушевали в Грузии и на Украине, то там естественным поводом для массовых выступлений была слишком очевидная подтасовка выборов. Это та капля, которая переполняет чашу терпения и выводит людей на улицы. Но для этого нужно, чтобы режим был дико непопулярен (все режимы, в которых произошли «цветные» революции, были очень непопулярны, потому что в обществах ощущался застой). Именно поэтому результаты выборов там оспаривались столь решительно и в столь массовом порядке.

Слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Что лично вас может скорее спровоцировать на участие в революции — дефицит в магазинах или дефицит свободы?» На этот вопрос 78 % проголосовавших ответили, что их может спровоцировать на участие в революции дефицит свободы, а 22 % — что дефицит в магазинах.

Кризис либерализма в России: кто виноват?

[11]

11

По материалам передачи от 11 мая 2008 года.

В обсуждении принял участие бывший советник президента Российской Федерации по экономическим вопросам, старший научный сотрудник Института Катона и президент фонда Института экономического анализа Андрей Илларионов.