Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны

Рыжков Владимир Васильевич

Можно ли воскресить общество? Не знаю, это уже какие-то термины мистические или метафорические. Ценности, которые были применены к России в течение этих девяти лет, — это культ силы, «бей слабых», потому что нас должны все бояться и надо бить слабых. Эти «ценности из подворотни» каким-то образом заработали. И поэтому свободолюбивая риторика Медведева выглядит насмешкой. Потому что, с одной стороны, это такой гиперцинизм, когда ясно, что эти слова будут радостно восприняты Европой, просвещенными людьми. А с другой стороны, ну и что? Вот если раньше, при Брежневе, скажи такое — значит, ты диссидент. А сейчас подобное заявление выглядит каким-то полетом цинизма. Хотя я испытываю некоторую слабость к президенту Медведеву. Мне кажется,

в нем есть какие-то добрые начала. Но он поставлен в такое положение, что слова, которые он произносит, выглядят на фоне этого «трупа», извините, просто горькой насмешкой над нашей великой родиной.

И можно ли принимать его либеральные заявления всерьез, ведь за ними обычно ничего не следует? Президент чего только не наговорил за последние полтора года, и ровно ни за одной его либеральной речью не последовало ни одного реального действия. И в мире это уже начинают понимать.

Дело Ходорковского продолжается. По Анне Политковской преступники не наказаны, заказчики не установлены — все продолжается… А тот же Медведев говорит на этом фоне, что надо поощрять свободы.

Мнение по этому вопросу Сергея Ковалева:

Слава богу, наша страна не учредила премии имени Сахарова. Говорю «Слава богу» совершенно сознательно — можете себе представить, кто бы у нас ее получал, учреди наша страна такую премию.

Сахаров сегодня не нужен России, он не востребован Россией. Но кем не востребован? Народом или властью? Или Россией в целом? Кому не нужен сегодня Сахаров?

Мнение по этому вопросу Виктора Ерофеева:

Я боюсь слова «народ» — потому что это мифическое понятие, которое тоже очень легко манипулируется всеми. Есть население страны, и многие из этого населения уже, по крайней мере, по колено вышли из народа, а некоторые и по пояс, то есть стали самостоятельными гражданами. Я имею в виду «гражданами» не по отношению к стране и государству, а по отношению к самим себе. То есть у них есть свои аппетиты, свои интересы и т. д. Так вот в систему этих ценностей Сахаров опять-таки не укладывается. Потому что идея разбогатеть, идея жизненного успеха совершенно не связана с теми моральными категориями, с той болью за то, что произошло и происходит в стране, которые связаны именно с Сахаровым. Это ужасно. Потому что надо сказать, что если у нас не будет такого морального маяка, то действительно непонятно, за чем следовать. Я преподаю в Московском международном университете, и там стоит бюст Сахарова. Там всегда цветы, студенты об этом знают, там лекции читаются и т. д. Но это, что называется, индивидуальные порывы, это такие оазисы в пустыне. Какая это часть населения?

А сколько человек было на прощании с Егором Гайдаром? Десять тысяч человек. Три с половиной часа на 20-градусном морозе люди стояли в километровой очереди, чтобы проститься с Егором Гайдаром. Это свидетельство того, что народ далеко не един и на самом деле огромное количество людей разделяет либеральные демократические взгляды, которые были характерны для Сахарова и Гайдара.

Действительно, есть определенная часть населения, которая понимает, в какой яме находится Россия, и чтобы выбраться из нее, возможен только тот путь, который показал Гайдар. Но эти люди невостребованны. Они стоят в очереди, прощаются с человеком, который действительно является символом цивилизованной России, но какие должности они занимают?

Получается, что Россия Сахарова и Гайдара — это уже какая-то «потусторонняя» Россия. Она маленькая, она оазис. Эта «другая Россия» сейчас не представлена в парламенте, и нет партий, которые бы выражали ее интересы. Эти люди, к сожалению, малоактивны, но эти люди есть. По оценкам «Левада-центра», на вопрос, разделяете ли вы западноевропейские

демократические ценности, 15–20 % стабильно отвечают «да» — это 15–20 миллионов взрослых людей.

Можно вспомнить очередь прощания с Андреем Дмитриевичем Сахаровым. И с Борисом Николаевичем. Но где были эти люди во время голосования? Впрочем, вопрос этот тоже не имеет особого смысла. Потому что голосование есть, но нет выборов. И люди это понимают.

Мнение по этому вопросу Сергея Ковалева:

Будете вы ходить в эти кабинки или не будете, от вашего поведения результат не зависит. Это можно утверждать совершенно ясно, это доказали выборы, и если бы только в Чечне, к чеченскому рекорду приближались и многие другие регионы. Все это понимают, это понимают и ярые сторонники «Единой России». Они понимают, что все это результат сложной комбинации мошенничества, так называемого административного ресурса. «Административный ресурс» — это же один из видов мошенничества. И разного рода давления — это тоже мошенничество. Все это понимают, и тем не менее все наши первые лица говорят, что состоялось народное волеизъявление. Все наши международные партнеры поздравляют наших первых лиц с победой на выборах. Заметьте, с «победой». Они ведь тоже не дураки, они тоже понимают, что происходит. Те, кто говорит о «свободном волеизъявлении», знают, что они врут. Те, кто их слушает, тоже знают, что они врут. И обе стороны взаимно осведомлены о недоверии к себе тех, кто их слушает. Ложь перестала быть средством обмана. Ложь теперь — это некоторый ритуал. Ритуал верности, патриотизма, если хотите. И посмотрите, что касается бесстрашия наших сограждан — у нас 93 тысячи избирательных комиссий. Это очень много. А если посчитать тех, кто осуществляет административный ресурс? И при этом все молчат и безропотно фальсифицируют выборы.

По оценкам, до миллиона человек участвует в избирательных процессах. Это огромное количество людей. И эти люди не боятся совершить тяжкое государственное преступление, так как им приказывает начальство. Они боятся другого — они боятся его не совершить. А ведь мы были в конце 80-х — начале 90-х гг. очень близки к тому, чтобы в стране возникло гражданское общество. Теперь от него почти нет следов. Ведь гражданское общество — это то общество, которое чувствует себя хозяином в доме, которое может эффективно влиять на то, что происходит в стране, на политику. Но теперь этого нет. Теперь эти зачатки гражданского общества свернулись, а «демшизой» называют отдельных людей, которые упрямо повторяют банальности о демократии и правах человека.

Кстати сказать, Андрей Дмитриевич Сахаров не боялся говорить такие банальности. Но когда он это делал, его освистывали. А сегодня, скорее всего, с трибуны Госдумы Сахаров вообще ничего бы не говорил, потому что он бы просто не был на этой трибуне.

Сейчас интеллигенция в России расчленена. Она находится в довольно сложном положении. Она в какой-то степени выполнила свою задачу к 1991 году. Ведь что такое «интеллигенция»? Это, условно говоря, «секта» по борьбе за освобождение народа и за его народное счастье. Освобождение было предпринято в конце 80-х годов, и выполнена эта задача была отчасти интеллигенцией. А потом начались бесконечные шатания, произошло сильное разочарование в народе.

И интеллигенция растерялась. Сейчас говорить о том, что интеллигенция есть, какой она была в течение двух веков в России, трудно. Любая власть интеллигенцию пыталась развратить — это не новость. Но сейчас многие не считают, что тот тоталитарный режим, который был в СССР, и сегодняшний режим, который связывают с именем Путина, — это вещи одного порядка. Многие считают, что тогда было плохо, а сейчас можно как-то жить. Для них нет политической напряженности.

С другой стороны, интеллигенция тоже в какой-то степени отравилась националистическими идеями.