Зал ожидания (сборник)

Терехов Андрей Сергеевич

Мне становится вконец неловко, что пожилой и в общем-то приятный человек уговаривает насчет такой мелочи. Я достаю телефон и набираю коротенькое SMS: "Помнишь мост на Тульской?"

Ответ приходит буквально через минуту, только два слова: "4mak Vo skol"ko?"

Акт 2 Смерть тебе к лицу

На подбородке ямочка, а глаза всегда лукавые и будто прищуренные.

Метет крупный снег.

Волосы седые, сапоги длинные, пальтишко куцее. На правой ноге нет мизинца –

отморозила во время лыжных соревнований.

В детстве у Таси была задержка речевого развития. Из-за этого девушка плохо училась, а потом взяла и выбрала самую неподходящую профессию, где только и надо, что говорить, – журналистику. С тех пор болезнь сошла на нет, и лишь иногда находит на Тасю некая окаменелость: ни звука, ни жеста, и в глазах мертвая тишина.

– Привет, аутичная душа.

– Привет, Токио, – голос у Таси веселый, но взгляд странный, "с душком". Лицо румяное с холода.

– Мимикрируешь под сугробы?

Вместо ответа она целует меня в щеку, и это горячо, это приятно, это немного дольше, чем следует.

Ощущение от прогулки по железнодорожным путям странные. Я чувствую себя на невидимом канате, где достаточно одного неосторожного слово, чтобы все началось вновь. Честное слово, как в какой-то дурацкой песне.

– А знаешь, Дениска, у меня теперь новый мальчик, – вдруг заявляет Тася.

Я смотрю на девушку и искренне улыбаюсь.

– Да? Кому не повезло?

Лицо ее чуть темнеет.

– Ух, зачем ты так говоришь? Я у него как-то интервью брала. Стартапер. Миленький такой. И серьезный!

Ужаснее сочетания не придумаешь: "Стартапер", "миленький", "серьезный". Быть может, в нем и проблема?

– У тебя с ним все хорошо? Скажи честно, – тихо спрашиваю я. Тася улыбается и резко стопорит. Мы на пешеходном переходе, светофор показывает зеленые цифры 11, 10, 9. Я стою в луже.

– Тебя папа попросил? А я-то, дуреха.

Это столь неожиданно, что мои мысли замирают от смущения. Как же ответить? 8, 7.

– Давай перейдем? – я тяну Тасю вперед, но она качает головой. Лицо красивое, немного обиженное. Цифры светофора доходят до пяти, и раздается мерзкий писк.

Девушка испуганно оглядывается на звук, затем поворачивается ко мне: настороженная, хмурая.

– Дениска, у меня все чудесно, поверь. Впервые в жизни. Я потому и встретилась с тобой, чтобы ты больше не боялся. Я больше не буду тебя преследовать, никогда. У меня все чудесно.

Тася говорит это, а глаза темные, бездонные, как воронка смерча. Не верю.

Желтый на светофоре. Где-то сбоку взбрыкивает двигатель.

– А волосы?

– Так мне же идет.

– Да, уж, смерть тебе к лицу.

Красный.

Акт 3 Да какого черта?

– Никита Сергеевич, – дозваниваюсь я с третьей попытки. Иду быстро, сквозь наносы снега, и дыхание сбивается. – Он.. она меня раскусила. Ну, что от вас.

В ответ слышится тяжелый вздох. Мол, понадеялись на дурака.

Слева от меня вырастает колокольня Свято-Даниловского монастыря: стены розовые, наличники белые, как у упаковке разноцветной пастилы.

– Сказала что-нибудь? – спрашивает Н.С.. Чуть резче, чем следует, но я решаю не заострять внимание.

– Вообще-то да. Что у нее все "чудесно". И знаете что? Это ведь и странно. Она же так никогда не говорила. "Неплохо", "нормально", но "чудесно"? Либо она изменилась, либо она и в самом деле счастлива, либо…

– Либо творится что-то жутковатое. Ладно, Денис, и на том спасибо. Родина в долгу не останется, – Н.С. звучит примирительно и устало. – Я посмотрю, подумаю. Я…

Голос его становится совсем уж тихим. Сбоку гремит желтобокий трамвай, и я инстинктивно ускоряю шаг, будто иду не по тротуару, а по проезжей части.

– Послушайте, может, в полицию обратитесь? – предлагаю я. – Или к частному сыщику.

– Денис, я уже сам как частный сыщик. Выпотрошил консьержку на записи видеокамеры в подъезде, сижу, как дурак, смотрю.

Я с улыбкой представляю эту картину, и тут меня ослепляет светом фар с боковой улицы. Приходится отойти в сторону.

– Хочешь, присоединяйся, – добавляет Н.С.

"Присоединяйся"! Грузовик с визгом проносится мимо и окатывает вонью выхлопных.

Да какого черта?

Акт 4 На запах круглое, на вкус квадратное

Итак, нужно проглядеть диски с третьего по девятое число. То есть, около 160 часов зануднейшего действа, а-ля день рождения Иа: входит – выходит, входит – выходит.

Мы с Н.С. решаем поделить задачу надвое. Смотрим ночью, созваниваемся днем, чтобы Тася ничего не заподозрила. На записях ее черноволосая копия ходит от лифта и обратно – то с пакетами, то с сумками, то с невзрачной подругой.

Сбор данных я провожу у себя. В полупустой квартире, которая всегда кажется чужой, где только холодильник, кровать и плазма во всю стену. Шелестят батареи, гудит дисковод проигрывателя, а я то и дело включаю перемотку. Иногда складываю бумажные самолетики. У меня такое хобби – уже полторы тысячи семьсот две штуки белых, никому не нужных порхунов. Они валяются на полу, подоконнике, кровати – везде; словно печальное кладбище бумажного авиапрома.

Третье января – мимо. Девятое – мимо. Наших с Тасей общих друзей я уже аккуратно обзвонил и уточнил, что с ними она в новогодние праздники не была. Откуда же та подруга?

Четвертое, восьмое – мимо. Нет, вот странность: Тася, уже седая, приближается к лифту и вдруг делает шаг назад, словно увидела что-то настораживающее или пугающее. Я просматриваю несколько минут до и после: по видео в кабинке никого. Что ж, попробуем с другой стороны. Н.С. по моей просьбе проверяет лифт, но странностей не находит, только полустертую надпись: "Я и огонь. Агония". Это лишь строчки из песни "Сожженная заживо", и так обычно пишут воинствующие подростки. Тупик.