Залив Терпения
Шрифт:
– Ну, каковы мы?
– Это что же, твой? – спросил Василий.
– Нет, дядин, – радостно засмеялась Таня. И маленький человечек неудержимо заулыбался, качая большой головой, обнажая розовые десны с четырьмя торчащими в них зубами.
– Мальчик?
– Ну конечно, – сказала Таня таким тоном, словно во всем мире рождались одни только мальчики. – Сын, сынище…
Она поцеловала его в редкие темные волосы и сказала:
– Ну, ты посиди пока, а мы наши дела сделаем.
И ушла на кухню.
Василий прошелся по комнате, оглядел шкафы, туго набитые книгами, –
Почему-то неприятно было ему, что у Тани родился сын. «Интересно, сколько ему? С год, наверно, крупный пацан…» И тут же Василий сообразил, что если так, то Таня наверняка была беременна, когда они встретились, и в изумлении покрутил головой: «Вот это да… Хват-баба… Решила, видно, погулять напоследок…» На всякий случай он все же спросил, остановившись на пороге кухни:
– Сколько ему?
– Скоро девять.
– И только-то? – удивился Василий. – Крупный мальчишка.
– А мы с мелочью не связываемся. Мы – такие…
Василий снова вернулся в комнату – и вдруг остановился.
– А когда скоро?
– Через восемь дней, – невнятно отозвалась Таня.
Василий стал думать – и вдруг его кинуло в жар. Жарко стало даже ногам, и руки сделались тяжелыми, горячими. Он выпил рюмку коньяку, тут же налил другую, зажевал невесомым ломтиком сыра. Стал считать, загибая пальцы на руках, и опять получалось то же самое – если Татьяна говорит правду, то забеременела она в мае прошлого года, когда они вместе были в Гагре, и этот большеголовый человечек мог быть только его сыном. Только его… Он выплеснул в себя еще рюмку и пошел на кухню.
Таня кормила ребенка кашей, вытирая ему рот после каждой ложки. Василий вгляделся в круглое лицо малыша – и без труда увидел его сходство с собой. Даже в маленьких, едва наметившихся бровках угадывался будущий разлет его собственных густых бровей, даже в улыбке почудилось ему что-то знакомое…
– Ну что, сосчитал? – спросила Таня, поднимая на него глаза.
– Мой? – спросил Василий.
– Нет, мой, – спокойно сказала Таня.
– Не шути, Татьяна…
– А я и не шучу. Это мой сын.
Василий опустился на стул и растерянно сказал:
– Вот так номер… Выходит, что я – папаша…
– Ну, какой ты папаша? – усмехнулась Таня, но, перехватив его взгляд, серьезно сказала: – Да ты не так понял меня. Твой это, чей же еще. Я уж думала, ты и так, без всякой арифметики догадался, да не сообразила, что с детьми ты дела никогда не имел.
– Как его зовут?
– Олежек.
– Олежек… – повторил Василий. Он все еще не мог до конца понять, что этот Олежек, о существовании которого он не подозревал еще полчаса назад, его сын. С ы н… – Значит, Олег Васильевич…
Таня, снимая с сына крошечный фартучек, невозмутимо сказала:
– Ну, какой же он Васильевич… – И, поднимая
«Какой еще Александрович?» – чуть было не сказал Василий, но спохватился и тихо спросил:
– А он… знает?
Таня промолчала, потом протянула ему ребенка:
– Подержи-ка, я немного приберусь.
Василий взял маленькое податливое тельце, подержал в отдалении, боясь приблизить к себе, чтобы не повредить что-нибудь. Таня улыбнулась:
– Да ты на колени его посади, не бойся, не сломаешь, кость у него крепкая…
«Отцовская», – про себя договорил за нее Василий. Сын, – его сын, – ухватил Василия за палец, и у него было такое ощущение, будто кусочек шелка лег на его руку. Таня быстро убрала со стола и взяла у него Олега.
– Ну, идем туда.
Вернулись в комнату. Василий снова сел на свое место, чувствуя, как мешают ему ноги, не помещавшиеся под низким столиком, – и встал, отодвинул кресло, сел на нормальный человеческий стул. Правда, теперь приходилось сильно нагибаться, чтобы взять со столика что-нибудь, но все-таки на стуле было лучше.
– Он знает? – настойчиво повторил свой вопрос Василий.
Таня, прямо взглянув на него, твердо ответила:
– Знает или нет – значения не имеет. Для тебя, конечно. Мы уж сами как-нибудь разберемся.
– Значит, не знает… – медленно сказал Василий и посмотрел на сына. – А не боишься, что узнает?
– От кого же это?
– От меня, например.
– Не боюсь.
– Это ты верно… Васька Макаренков подонком никогда не был… А что же ты от него-то не рожала?
– Вот что, Вася, – спокойно сказала Таня. – Ты мне таких вопросов не задавай, объясняться я не собираюсь. Это – мой сын, и тебя это никак не должно волновать. Узнал ты о нем случайно, не будь этой вынужденной посадки – и вообще никогда не узнал бы. Так что забудь о том, что у тебя есть сын. Это мой сын, – с силой сказала она, – понимаешь? Мой, и ничей больше. И хватит об этом.
Василий мрачно посмотрел на нее.
– Хватит? Ишь ты, как шустро рассудила… А ты бы спросила у меня, хотел ли я сына… Все-таки в этом деле я не последняя сторона, Олег-то не от святого духа родился. Могла бы и поинтересоваться, что я на этот счет думаю.
– А что тебе думать? Захотела – и родила. И претензий, Вася, ко мне не предъявляй.
– Вот оно как… А и невелика претензия-то… Пока что… – значительно сказал Василий. – И объяснить тебе кое-что все-таки придется…
– Что именно?
Василий молча смотрел на нее. Действительно, что она должна объяснять? Ему трудно было высказать это словами. Но объяснить нужно, и уж конечно, нельзя так открыто отметать его попытки разговаривать по-человечески. Она небось с дворником куда ласковее здоровается…
Таня, видимо, поняла его обиду и миролюбиво сказала:
– Не сердись, Вася, объяснять-то действительно нечего. Ну, родила – и дело с концом. Почему да как – долго объяснять, да и незачем.
– Это как же незачем? Не пойму, что ли? – недобро усмехнулся Василий.