Залог мира. Далекий фронт
Шрифт:
Значительную часть местного населения составляли врачи, которые в прежнее время были объединены в своеобразный концерн. Эта организация преследовала одну цель — выкачивать из больных как можно больше денег.
Чередниченко и его товарищи решили ознакомиться с методами, применяемыми здешними докторами. Проверив некоторые назначения и диагнозы, они схватились за голову. Всё это имело к медицине мало отношения и скорее смахивало на шарлатанство. Лечение было построено так, чтобы посылать больного от одного врача к другому, причём первый получал от второго установленную часть гонорара.
Такая
Когда Чередниченко занялся расследованием этих махинаций, выяснилось, что у половины местных докторов нет даже медицинского образования и вся их практика основана на интуиции, флюидах и прочей чертовщине. Короче говоря, среди лечебного персонала пришлось провести чистку. Чередниченко запретил практику всем врачам, не имеющим диплома, уничтожил шарлатанский концерн и организовал лечение на научной основе. Шарлатаны сначала пытались протестовать, но попытки их не увенчались успехом. Тогда они просто уехали из Бад-Раабе и перенесли свою деятельность в западные зоны Германии.
Соколов с большим интересом слушал Чередниченко. Его рассказ мог служить подтверждением тому факту, что в советской оккупационной зоне не было ни одной области жизни, где бы не происходила ожесточённая борьба.
— Знаете, — продолжал Чередниченко, — я тут всё присматриваюсь к рабочим, которые впервые в жизни попали на курорт. И как это ни странно, многие из них, пожалуй, стыдятся того, что они простые рабочие. Видно, немцы не научились по-настоящему уважать труд, и пройдёт, наверно, немало времени, прежде чем изменится их психология.
— Это правда, — сказал Соколов. — Избавиться от такого предубеждения сразу нельзя, но этот процесс уже начался. Вы слышали о движении заводских рабочих за повышение выработки?
— Слыхал, но, признаться, плохо себе представляю, как это здесь выходит.
— Сначала не выходит, а потом выйдет, — засмеялся Соколов. — Немцы начинают понимать, что мы спасли их от страшной судьбы. И теперь они многому у нас учатся.
Офицеры шли по длинной аллее парка. Густая листва каштанов и клёнов почти не пропускала солнца. Казалось, будто идёшь по длинному коридору и над тобой крыша из пышных зелёных ветвей.
По парку гуляли отдыхающие. Был предобеденный час, а в это время полагается посетить источник. Держа в руках стаканы, люди медленно двигались по аллее и, словно священнодействуя, потягивали через стеклянные трубочки целебную воду.
Соколов улыбнулся:
— У здешних больных такой вид, будто они от каждого глотка ждут чуда.
— Нет, они просто со всей точностью выполняют предписания врачей.
Офицеры остановились у перекрёстка, и внимание Соколова привлёк пожилой человек, который, только что выпив свою порцию воды, беседовал теперь с соседом по скамейке, при этом гордо поглядывая на публику. Лицо этого человека показалось Соколову знакомым, но он не мог вспомнить, где они встречались. Немец сидел с таким видом, будто весь курорт принадлежит ему одному. У него на жилете блестела толстая позолоченная
Он, не спеша, перекидывался короткими фразами с другим отдыхающим, тоже человеком важным, но выглядевшим всё же менее величественно.
— Прислушайтесь, вам это будет интересно, — с лукавым видом шепнул Чередниченко, — а я пока пройду к источнику.
— У меня на заводе, — говорил человек в сером костюме, — дело уже идёт полным ходом. Сейчас на моём заводе столько же рабочих, сколько было до войны.
Собеседник с уважением кивал головой.
А человек в сером костюме с золотой цепочкой заметил Соколова и видимо встревожился. Тут Соколов узнал его. Это был Корн, один из рабочих с «Сода-верке».
Соколов поздоровался:
— Добрый день, господин майор, — встрепенулся Корн. — Поздравляю вас с повышением.
— Спасибо, — ответил Соколов.
— Давайте пройдёмся, — внезапно предложил Корн и поспешно встал. Собеседник его остался на скамейке.
— Я рассказывал знакомому о нашем заводе, — как бы оправдываясь, объяснил Корн, когда они немного отошли. — Я сказал, что это мой завод и вы, наверно, это слышали. Я ведь не солгал ему — разве «Сода-верке» не принадлежит теперь всему народу?
— Надо было бы упомянуть, что ваш завод принадлежит и ему тоже, — засмеялся Соколов.
— Но тогда пришлось бы сказать, кто я такой. А так пусть он думает, что я большой человек.
Соколов на секунду задумался.
— Скажите, господин Корн, как вы попали сюда? — спросил он.
— Профсоюзная организация послала, — охотно ответил немец. — Ведь я на заводе —.активист. План свой перевыполнил. Парторганизация дала мне бесплатную путёвку на месяц.
— Значит, вы попали сюда потому, что вы рабочий, а главное — хороший рабочий?
— Конечно!
— Почему же вы стараетесь выдать себя за капиталиста?
Корн замялся. В самом деле, почему!
— Знаете, ведь у нас рабочего человека не очень-то уважают, — начал он стыдливо. — У нас уважение к людям всегда определялось богатством…
Появление Чередниченко заставило его замолчать, и он отошёл, смущённый и взволнованный.
Соколов долго смотрел ему вслед.
— Да… — сказал он. — Самое обидное, что этот Корн — один из лучших рабочих у себя на «Сода-верке». И всё-таки, нет-нет, а хочется ему выдать себя за богача… Видно, не сразу труд становится делом чести.
ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ
Прошло немало времени с того дня, как писатель Болер вернулся из Советского Союза, но ещё ни одной его статьи не появилось в прессе. Все участники поездки давно уже рассказали о своих впечатлениях, о радушном приёме в Москве, обо всём виденном на заводах и полях страны социализма. Они выступали на рабочих собраниях, в университетах и клубах — повсюду, где люди хотели знать правду о Советской России.
Сразу же по возвращении Болер заявил, что он нездоров, и наотрез отказался от всяких предложений, с которыми к нему обращался Культурбунд. Его просили выступить хотя бы с одним докладом, но никакие просьбы и уговоры не подействовали.