Заложник
Шрифт:
– А теперь всем гулять, отдыхать, расслабляться. Свободны! Взмахнул рукой, делая отгоняющий жест. Кыш! Все пошли вон! И потянулся этой же неверной рукой за очередной стопкой. Борис Тимофеевич Вертяков считал себя умным человеком. То, что без советов Эллы Арнольдовны он вряд ли смог бы иметь о себе столь лестное мнение, он в расчет не брал. И поэтому, когда он поехал в ресторан «Шконка», чтобы встретиться там с Гришей Белым, тот факт, что это именно Элла Арнольдовна надоумила его первым сделать такой тонкий политический ход, напрочь вылетел у него из головы. Элла Арнольдовна знала, что в своем отечестве пророков не бывает, и давно уже смирилась с тем, что все ценные идеи, которые она подбрасывала Вертякову, он считал своими собственными. Эллу Арнольдовну это не огорчало, и она прекрасно понимала, что разубеждать Вертякова не стоит. Пусть себе тешится сознанием собственной мудрости и прозорливости. От Эллы Арнольдовны не убудет, зато она могла управлять Вертяковым как хотела и в случае чего могла его шантажировать, заявляя, что уйдет к какому-нибудь другому чиновнику. Такой незамысловатый ход неоднократно приносил плоды, и Элла Арнольдовна четыре раза получала прибавку к жалованью, а однажды за несколько минут выбила из жадного Вертякова домашний кинотеатр -Сони» за одиннадцать тысяч долларов. И теперь она имела возможность смотреть в своей приемной на двухметровом экране любимые индийские фильмы с песнями и танцами, а также «Фабрику звезд». Подъезжая к -Шконке», Вертяков в очередной раз подумал; а все-таки я умный парень. Правильно я сделал, что не стал дожидаться, когда Белый сам придет ко мне. Интересно, а что там сейчас Элла делает… Элла в этот момент, раскинув ноги, извивалась в мужественных объятиях нового начальника вертяковской охраны, и делала она это на рабочем вертяковском столе, что доставляло ей еще и моральное удовлетворение. Останови здесь, - скомандовал Вертяков водителю, и тот послушно притормозил недалеко от оформленного в тюремном стиле крыльца. Жди, Когда вернусь, пока не знаю, - важно сказал Вертяков и неторопливо вылез из «Лексуса». Поправив галстук, он осмотрелся и походкой президента, идущего к присяге, направился в сторону -Шконки". Стоявший на дверях вышибала в вертухайской форме был предупрежден о визите руководителя района и с улыбкой взял под козырек. Вертяков небрежно кивнул ему и поднялся по ступенькам крыльца. Швейцар распахнул перед ним дверь, и Вертяков вошел в вестибюль, где прямо напротив входа висел кумачовый плакат с надписью -На свободу - с чистой совестью Усмехнувшись, Вертяков огляделся, и тут к нему подошел метрдотель, наряженный капитаном внутренней службы, который сказал:
– Прошу вас, Борис Тимофеевич. Григорий Никифорович ждет вас. Вертякое снова кивнул и пошел следом за метрдотелем. Они пересекли зал, отделанный под тюремную столовую, и метрдотель, открыв перед Вертяконым серую дверь с глазком и кормушкой, сделал приглашающий жест и сказал;
– Будьте
– Григорий Никифорович Бек. При определенных обстоятельствах - Гриша Белый. Но у нас с вами таких обстоятельств возникнуть не может, так что будем обращаться друг к другу как цивилизованные люди. Прошу вас, присаживайтесь. Вертяков пожал сухую и жилистую руку Белого и уселся в любезно подвинутое хозяином кресло. Ну, дорогой Борис Тимофеевич, - сказал Белый, устроившись напротив Вертякова, - через несколько минут, как принято у истинно русских людей, на столе появится угощение, а пока могу сказать вам, что приятно удизлен вашим пониманием ситуации. Тот факт, что вы первый почтили меня своим визитом и, признаюсь, опередили меня, весьма приятен. Не часто приходилось мне встречать такую политическую мудрость. Да-да! Именно мудрость. Обычно ведь как - чиновники сидят и ждут, когда люди из… из родственной сферы деятельности придут к ним сами. А тут ведь как - кто первый пришел, тот и главный. Ну, в наших с вами отношениях главных не будет, это я фигурально, сами понимаете… И все же - польщен, польщен. Благодарю вас, - ответил Вертяков, выслушав тираду Белого, - но, как вы справедливо заметили, не пошевелишься сам - проиграешь. Опять же, возвращаясь к вашим словам, - у нас с вами, надеюсь, не будет проигравших. А то, что я пришел первым, так ведь иначе и нельзя! 6 делах, а особенно в таких важных делах, которыми мы занимаемся, нужно идти навстречу друг другу, иначе… Иначе ничего не выйдет, - кивнул Белый. Совершенно верно, - согласился с ним Вертяков, - но теперь я уверен, что у нас по всем вопросам будет… Полная любовь и согласие, - улыбнулся Белый. Точно, - кивнул Вертяков. Процедура была успешно соблюдена, и Вертяков, повертев шеей, ослабил узел галстука. Никогда в жизни не носил галстука, - заметил Белый, однажды попробовал и сразу же снял. Мне показалось, что я стою под виселицей, и на меня накинули петлю. Понимаю вас, - усмехнулся Вертяков, - но я ведь чиновник. Положение обязывает. Ноблесс оближ, - кивнул Белый. Именно так. Дверь открылась, и на пороге показался официант, одетый вертухаем, который держал в руках мятый алюминиевый поднос, заставленный снедью и выпивкой. Расторопно и умело расположив на столе бутылки и тарелки, официант удалился, а Белый, посмотрев ему вслед, сказал, понизив голос: Скажу вам честно, Борис Тимофеевич, вся эта уголовная эстетика, которую развели в этом кабаке, мне поперек горла. Не понимаю, как люди, которые провели за решеткой много лет, могут получать удовольствие от такого… - он повел рукой вокруг себя, - от такого… дизайна. Что за бред! Мне неоднократно приходилось бывать в местах не столь отдаленных, и, признаюсь, мне там не понравилось. А им нравится! Ну да ладно., В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Позвольте налить вам водочки? Конечно, - кивнул Вертяков, - с удовольствием… Наполнив граненые советские стопки зеленоватого стекла водкой, Белый поднял свою и, внимательно посмотрев на нее, сказал: А вот стопарики правильные. Мне, знаете ли, не нравятся всякие там хрустальные рюмки. Водка - напиток простой и грубый. И пить его нужно из соответствующей посуды. Полностью с вами согласен, - сказал Вертяков.
– Итак? За знакомство?
– За знакомство, - ответил Белый, - а также за успешное сотрудничество. Он выпили водку, и Белый, накладывая себе в алюминиевую миску селедку под шубой, сказал: Ну что же… Поскольку встреча у нас с вами деловая, я позволю себе, не задерживаясь на реверансах, перейти к делу. Да, конечно, - кивнул Вертяков и ткнул кривой вилкой в маринованный огурчик, - прошу вас. Ну, начну я, пожалуй, с невеселой темы, - Белый нахмурился, - а именно с вашего брата. Примите мои соболезнования, но практика показывает, что уж если такой человек, как Кислый, простите, как Александр Тимофеевич, пропадает без вести, то… Этого человека уже нет в живых. Поверьте мне, Борис Тимофеевич, и не надейтесь на то, что ваш брат неожиданно появится на пороге… И так далее. Со всей ответственностью заявляю вам, что Александр Тимофеевич мертв. Никто не видел его тела, но это ничего не меняет. Так что давайте выпьем за упокой его грешной души. белый наполнил стопки водкой, они помолчали и выпили, а потом Вертячов сказал: Я, честно говоря, так и думал. Ну да не будем о грустном. Итак, если я правильно понимаю, сейчас мы поговорим о том, что изменилось в городе. Ведь вы не зря назначены сюда… смотрящим? Я не ошибся? Вы не ошиблись, - кивнул Белый, - но дело обстоит не совсем так, как вы подумали. То есть вы правильно подумали, но… В общем, я прибыл из Москвы для того, чтобы не допустить из-за отсутствия Кислого, простите, Александра Тимофеевича, разброда и шатания. Как временно исполняющий обязанности. А теперь, после недавней сход… После недавнего общего собрания в городе имеется человек, занимающий должность, на которой прежде был ваш брат. Интересно, кто?
– Вертяков поднял брови. Савелий Павлович Круглов, по прозвищу, сами понимаете, - Круг. Ага… - неопределенно ответил Вертяков, - вроде Сашка когда-то упоминал такое имя. Наверняка, - согласился Белый, - в определенных кругах это фигура известная и авторитетная. Так что - прошу любить и жаловать - Савелий Круг, новый смотрящий. Он из местных, так что никакого антагонизма быть не должно… А вот если бы на этом месте оказался я - тогда, сами понимаете… Столичная штучка и все прочее. Да, конечно, - кивнул Вертяков, - это нам знакомо. Но!
– Белый поднял палец.
– Есть одно огромное -но». Какое именно?
– прищурился Вертяков. Сейчас расскажу, - ответил Белый, - вот еще по рюмочке примем, и все расскажу. Тут, знаете ли, всякие тайны мадридского двора и все такое… Налив водки, Белый задумчиво посмотрел на висевшие на стене наручники и сказал: Идиоты! Ну вы только посмотрите - наручники висят. Ладно… В общем, так. Москва недовольна тем, что регионы пытаются выйти из подчинения центру. Нарушается вертикаль власти. У нас ведь тоже, как у всех нормальных политиков - центр, провинции, наместники… Каждый удельный князь хочет перетянуть одеяло на себя. А допускать этого нельзя. Как в государственной политике, так и в криминальной сфере. Это ничего, что я называю вещи своими именами? Ничего!
– Вертяков замахал рукой.
– Мне и по своей-то работе эзопов язык уже поперек горла встал. Вот и ладно, - кивнул Белый, - так о чем я… А о том, что водочки выпить пора, - улыбнулся Вертяков. Ему определенно начал нравиться это худой, как мумия, альбинос с зелеными глазами. Ах, простите!
– воскликнул Белый.
– Заболтался! Но тогда слово за вами. С удовольствием, - ответил Вертяков и поднял стопку, - говорю свое слово. Он сделал официальное лицо и сказал:
– От имени всей местной общественности приветствую московского гостя на сибирской земле и поднимаю эту… стопку за плодотворное сотрудничество во всех возможных областях. Во дал чиновник!
– расхохотался Белый.
– А вы остроумный человек! Приятно, приятно… Ваше здоровье! Водка была выпита, и Белый, закурив, откинулся на спинку кресла, Так вот… О тайнах мадридского двора. Да-да, я внимательно слушаю вас, - ответил Вертяков, накладывая себе крабовый салат. Смотрящий у вас назначен, но… Вы, конечно, будете иметь с ним дело, однако о всех событиях и делах вам следует ставить в известность меня. Я, понятное дело, буду в Москве, и тем не менее.,. Ваш регион, буду говорить прямо, внушает центру некоторые опасения, И для того, чтобы разобраться в ситуации, а также для укрепления уже упомянутой вертикали власти вам следует постоянно держать меня в курсе. Таким образом, смотрящий по области - Круг, а вы будете, так сказать, наблюдающим. А если говорить еще более прямо, я предлагаю вам быть, с позволения сказать, агентом Москвы. Уверен, что вы не откажетесь, тем более что Москва окажет вам всяческую поддержку, если в этом будет нужда. Например, если у вас возникнут какие-то трения с Кругом. А возникнуть они могут в том случае, когда столкнутся с одной стороны - местечковые интересы, представителем которых может быть только Круг или кто-то другой на его месте, а с другой стороны - интересы Москвы, теневым представителем которой будете вы. Понимаете, о чем я говорю? О да, - медленно сказал Вертяков, - я понимаю… Я очень даже хорошо понимаю. И он действительно очень хорошо понимал, что отказаться от поддержки московского криминала может только полный идиот. С другой стороны, в этом была некоторая доля риска: ведь если Круг - или кто там еще - узнает, что Вертяков работает на Москву, могут быть неприятности, но… Белый, словно услышав мысли Вертякова, усмехнулся и сказал: И не беспокойтесь о том, что кто-то узнает о вашей прямой связи с Москвой. Мы умеем защищать свои интересы. Если что - немедленно сообщите мне, и все проблемы будут решены. Главное - сами держите язык за зубами. А остальное приложится. Ну что же… - Вертяков помолчал, - я согласен. Конечно же, я согласен. И сейчас я хотел бы ввести вас в курс дел. Я считаю, что вам следует видеть полную картину происходящего. А не только с точки зрения… криминала. Совершенно верно, - кивнул Белый, - и то, что вы сейчас сказали, дает вам еще одно очень важное очко. Я слушаю вас. Вы говорите, а я пока водочки налью. Хорошо, - Вертяков задумчиво посмотрел на наручники, висевшие на стене, представил их надетыми на свои белые и нежные руки и передернул плечами, - а вы правы. Этот тюремный интерьер может нравиться только… Ну, скажем так, - странным людям. Ага, пробрало!
– засмеялся Белый.
– А я вам что говорил? будь моя воля -этого бы не было. Но монастырь-то чужой… Наполнив стопки, Белый положил себе соленых груздей и сказал: Ваше здоровье! Ваше здоровье, - отозвался Вертяков, и они выпили. Поставив пустую стопку на стол, Вертяков достал сигареты и задумчиво произнес: Итак, картина происходящего… Начнем с того, что менты ведут себя совершенно неправильно. Уверен, что ваши люди уже доложили вам о том, что происходит в управлении. Мало того, - перебил его Белый, - я сам навестил ментовскую верхушку на лоне, так сказать, природы. Отвратительное зрелище - голые ментовские полковники! Такие все толстые, жирные, как свиньи… Бр-р-р! В общем, я им кое-что объяснил… И они согласились, - кивнул Вертяков, - но вы не обольщайтесь. Например, по моим сведениям, областной начальник милиции… // - " - // В этот вечер в просторном кабинете Бориса Тимофеевича Вертякова происходило собрание за крепко закрытыми дверями. Глава амжеевской администрации собрал основных городских и областных чиновников, чтобы обсудить с ними насущные вопросы. После визита к Грише Белому он чувствовал себя на коне и не стеснялся в выборе выражений и эпитетов. Собравшиеся в его кабинете чиновные воротилы, общим числом четырнадцать голов, были слегка удивлены необычной для Вертякова уверенностью, с которой он высказывал свои предложения и оценивал мнения других. Будучи людьми многоопытными и прозорливыми, они догадывались, что все это не просто так и что скорее всего Вертяков прикупил сильные козыри. Поэтому никто ему особенно не возражал, а те из присутствующих, кто привык подчиняться силе в любом ее проявлении, будь то пистолет или деньги, сразу почуяли эту, пока неопределенную, но уже обозначенную силу, и поддакивали Вертякову по любому поводу. Вышитый на ковре Ермак Тимофеевич, отодвинув густые заросли мощной корявой рукой, вглядывался в необозримые сибирские дали, но было видно, что его мясистое ухо направлено в кабинет, что он внимательно слушает Вертякова и вроде бы даже готов одобрительно кивнуть.
– Итак, что мы имеем, - Вертяков подошел к завершению вступительного слова, - а имеем мы вот что. Мой покойный брат, а вы все знаете, насколько влиятельным человеком он был, крепко держал в руках всех наших, так сказать, неофициальных партнеров по всем, подчеркиваю, по всем нашим делам. Если кто-нибудь думает, что наши общие дела могут идти без тесного сотрудничества с неофициальными лицами, я готов потом подробно объяснить этим людям, в чем они ошибаются. Но это потом. А сейчас… Да, мой брат… Я сказал, что он покойный. И я не ошибся. До сего дня мы все, да и я сам, считали его без вести пропавшим. Но сегодня я получил достоверную информацию о его судьбе, И официально заявляю вам, что Александр Тимофеевич Вертяков откинул… Простите, отдал Богу душу. Предлагаю почтить его память минутой молчания. Вертяков встал и сделал скорбное лицо. В кабинете раздался шум отодвигаемых стульев и кресел, все встали и, чувствуя себя идиотами, уставились в пол. Некоторое время в кабинете царила тишина, нарушаемая лишь одышливым сопением толстого хозяина амжеевской энергетики Николая Афанасьевича Буряка, который страдал ожирением, усугубляемым неумеренным употреблением чешского пива. Наконец Вертяков решил, что упражнение можно прекратить, и, подавая пример, уселся в свое кресло. Все с облегчением последовали его примеру, и Вертяков, закурив сигарету, сказал; Значит, связи с неофициальными лицами… Довожу до вашего сведения, что новым руководителем наших партнеров назначен Савелий Павлович Круглов, среди своих сотрудников - Круг. Это что - новый смотрящий, что ли?
– уточнил начальник коммунального хозяйства Амжеевки Вилен Абрамович Циферблат. Если угодно, - кивнул Вертяков, Ну и как с ним работать?
– Циферблат повертелся э кресле, устраиваясь поудобнее, - Когда ваш брат был…, простите, жив, то мы знали, что никаких проблем не будет. Вы-то с ним всегда находили общий язык, на то и братья… А теперь? А вы не беспокойтесь, Вилен Абрамович, это не ваша забота. На то я в этом кресле и сижу, чтобы вы не беспокоились по подобным поводам. Это было интригующее заявление, и по кабинету пробежал ропот. Да, именно так, - подтвердил свои слова Вертяков, - и не иначе. Прежде никто из вас не знал, насколько трудным является налаживание контактов с криминалом, вы уж простите, что я называю вещи своими именами. Вы все думали: ну, у него там брат, так что все в порядке. Так вот, не все так просто. Даже когда смотрящим был мой брат, все было далеко не просто. А теперь стало и вовсе
– просипел Буряк, утирая со лба пот. Об этом я скажу чуть позже, а сейчас я напомню вам о том, что вы все успели натворить за время безвластия в криминальной сфере. Вертяков окинул кабинет прищуренным взглядом, и все присутствующие снова удивились переменам, которые произошли с главой администрации всего лишь за какой-то один день.
– Да, именно натворить. Ну, простых барыг, ларечников и рыночников еще можно понять. Ума у них немного, в будущее смотреть они не привыкли, и они даже не поняли, что свято место пусто не бывает. Революцию решили устроить, мать их… Вертяков пошарил глазами по столу и, найдя квадратную бутылку виски, налил себе немного в толстый низкий стакан.
– Кстати, на чайном столе есть что выпить, - напомнил он, - так что если кто хочет, то нечего чиниться. На сухое горло, сами знаете… В кабинете произошло некоторое движение, зазвякали бутылки и стаканы, и через несколько минут обстановка стала несколько менее напряженной. Каждый держал в руках стакан или рюмку, и Вертяков, увидев, что его гостеприимство оценено по достоинству, продолжил речь.
– Да, блин, именно революцию. Наши партнеры приходят за своей законной долей, а их встречают в штыки! Именно в штыки! Чучмеки на рынке кинжалами да сабельками, а евреи в комиссионном, простите, Вилен Абрамович, не к вам относится… - То есть как это не ко мне?
– усмехнулся Циферблат.
– Или я уже не еврей? В кабинете раздался дружный смех, и обстановка разрядилась окончательно, хотя каждый понимал, что все может измениться в любую минуту - уж больно непривычно вел себя Вертяков.
– Еврей. Согласен, - Вертяков поднял ладони, как бы сдаваясь.
– Так вот, ваши соплеменники вооружились помповиками и пообещали визитерам устроить им Палестину. Это же ума иметь вообще не надо! Чем обернулось все это дело, вам, надеюсь, известно. Известно… - Циферблат погрустнел.
– Вот именно. Ну ладно, все эти повстанцы, они же без мозгов. Но вы-то! Вертяков обвел общество глазами, и всем стало ясно, что увиденное совсем не порадовало его.
– Но вы-то, - повторил он, - вы же профессиональные бюрократы и интриганы! Как вы могли повести себя так недальновидно? Я не буду указывать пальцем и называть имена, но перечислю некоторые стратегические ошибки, совершенные присутствующими. Присутствующие заерзали, а Вертяков хищно ухмыльнулся, чего раньше за ним не замечалось, и сказал:
– Все представители наших теневых партнеров выведены из всех составов всех комиссий. Все, блядь! Вы что, с ума сошли? Мало этого, вы еще повыкидывали их из ваших акционерных обществ, уволили всяких третьих и пятых директоров со всех предприятий, в общем, бортанули криминал по полной. Простите за непарламентские выражения. Вы что же себе вообразили? Что криминала больше нет? Что бандиты и их вожди будут прятаться от ментов по подворотням и воровать еду с подоконников? Что настало светлое коммунистическое сегодня, и вы будете счастливо нагуливать жир? Вертяков покосился на буряка, и тот сразу же сказал:
– А я, между прочим, больной человек. У меня справка есть. Вертяков понял, что ухватил масть, и презрительно бросил:
– Справка у всех есть. Главное, чтобы она не превратилась в справку об освобождении. Это было сильным ходом, и в кабинете снова настала почтительная тишина.
– И теперь происходит совершенно естественная отдача. Криминал хочет не только восстановления всех прав, но и, как это сейчас модно, возмещения морального ущерба. Менты распоясались вконец, - Вертяков посмотрел на главу УВД области полковника Сидоренкова, который, восьмым чувством признав Вертякова безусловным лидером, скромно потупился, внимательно глядя в стаканчик с коньяком.
– Я вам, говорю, господин полковник! Сидоренков, вздрогнув большим тяжелым лицом, вскинул на Вертякова преданный взгляд. Ваши подчиненные превышают все мыслимые полномочия. Я имею в виду, конечно, реалии жизни, а не прописанные законы. Ваши менты, - Вертяков скорчил презрительную гримасу, - сами вообразили себя бандитами. Крышей всех крыш. Не удивлюсь, если их начнут отстреливать по одному и пачками. Уже начали, - горестно кивнул Сидоренков, - мы не разглашаем сведений, но как минимум восемь сотрудников… Вот именно. А если разгласить? Не хотите? "Бандиты гасят ментов» -заголовок на первую полосу. Нравится? Вертяков повернулся к председателю комитета по СМИ и, погрозив ему пальцем, сказал:
– И не вздумайте мне! Скормлю криминалу с потрохами! Игорь Самуилович Непомнящий категорически замотал головой, а Вертяков поразился сам себе. Боже мой, подумал он, ну почему я раньше не вел себя с ними так, как сейчас! Ведь они готовы лечь под любого, кто поведет себя достаточно жестко… Понятное дело, доверять им нельзя ни в коем случае, да и охрану придется подбирать как следует, но они теперь - мои! Мои! И они признали во мне пахана! Не такого, как раньше, почти равного подельника, а именно пахана! И они, падлы, почуяли, что у меня теперь не все так просто, как раньше. Зассали… Вертяков оглядел рассевшихся по диванам и креслам чиновников и почувствовал себя укротителем, вошедшим в клетку с тиграми, Ну, положим не с тиграми, а с гиенами, подумал он, но порвать могут. Зато и власть теперь над ними не такая, как раньше. Теперь каждый из них подумает шесть раз, прежде чем вякнуть что-нибудь поперек… Вертяков кашлянул и сказал:
– В общем, так. Наворотили вы говна, а мне теперь разгребать. Говорю сразу; такого, как раньше, не будет. Что я скажу - должно быть исполнено беспрекословно. Иначе положение не исправить. Криминал - это вам не пенсионеры. Они ждать до самой смерти не будут. Скорей вы все подохнете, а уж они ждать этого не заставят. А если кто-то не согласен, то пожалуйста - могу уступить кресло. Хоть сейчас. И Вертяков пошевелился, будто и в самом деле готов был уступить место любому желающему.
– Ну что вы, Борис Тимофеевич, - возмущенно прогудел начальник УВД полковник Сидоренков, который лучше других понимал, что без правильного посредника с бандитами не договориться, - мы без вас как без рук! Вы уж это бросьте, понимаете… Ну, совершили ошибки, так ведь готовы исправить их, правильно? Сидоренков оглядел собрание, и в кабинете тут же зазвучали уверения, что да, готовы, только нужно точно знать, как действовать, а уж кто лучше Бориса Тимофеевича знает, что нужно…, Вертяков чувствовал, как его несет волна внезапно обретенной власти, смертельно опасной, но настоящей, абсолютной. Он почему-то вспомнил вдруг Юлия Цезаря и подумал: а кто же из них мой Брут? Оглядев своих сенаторов, он понял, что Брутом может стать любой, и усмехнулся.
– Как без рук, говорите… Да нет, рук у каждого из вас - как у Будды, штук по восемь, гребете вы все под себя так, что треск стоит. Ну да ладно, кто старое помянет… В общем, имел я тут разговор с человеком одним, да что там темнить, с новым смотрящим, Савелием Павловичем Кругловым. С Кругом Вертяков еще не встречался, но после разговора с Гришей Белым был уверен, что проблем не возникнет, и поэтому решил несколько опередить события. Тем более что момент для этого был более чем подходящий.
– Да, виделся с новым смотрящим, - повторил Вертяков, - и скажу я вам, господа мои, что человек этот… В общем, мой покойный братец по сравнению с ним был просто ангелом. Так что непростой у меня с ним разговор был. Однако я все уладил. И теперь объявляю вам новые условия. Для того чтобы у нас с нашими партнерами все было тип-топ, в этот кабинет первого числа каждого месяца должны приносить портфельчик. Так ведь и раньше приносили, - удивленно сказал Циферблат, - что же тут нового? Все же понимают, обычное дело! Э нет, уважаемый Вилен Абрамович, - прищурился Вертяков, - раньше каждый по своему ведомству отчитывался передо мной отдельно. А теперь все будет по-другому. Теперь все деньги будут сложены вместе, и приносить этот портфельчик… Приносить его будете как раз вы, Вилен Абрамович, Я? удивился Циферблат. Да, именно вы. Обсуждению не подлежит. И лежать в этом портфельчике должно триста. Триста чего?
– Циферблат уставился на Вертяков а. Триста тысяч долларов, - раздельно произнес Вертяков, - триста тысяч убитых енотов. Зеленых американских рублей. Так ведь раньше на круг около двухсот выходило, - подал голос председатель комитета по СМИ. А не желаете мое кресло занять?
– ласково поинтересовался Вертяков.
– А потом с урками разбираться? Нет, спасибо, - торопливо ответил председатель, - я уж лучше у себя. Вот именно, - кивнул Вертяков. Ну, ты, Борис Тимофеевич, кровопийца, - покачал головой начальник налоговой службы области Хачик Гамлетович Погасян. Ничуть, - небрежно отозвался Вертяков, - я своей кровью между вами и бандитами встаю, так что и вы своей поделитесь. Тем более, сколько вас тут… Раз, два… Четырнадцать человек. Ну, еще те, кто не пришли… В общем, получается примерно по пятнахе с лица. Это для вас что - неподъемная сумма? Не смешите меня. Осмотрев поверженных в прах соратников, за полчаса превратившихся в вассалов, Вертяков откинулся на спинку кресла и устало произнес:
– Благодарю вас, все свободны. Прикрыв глаза рукой, он склонился к селектору и расслабленным голосом сказал:
– Элла, зайди ко мне. Стараясь не шуметь, все быстро вышли из кабинета, и на пороге появилась Элла Арнольдовна. Закрыв за собой дверь, она молитвенно сложила на груди руки и восхищенно прошептала:
– Как ты их, Борюнчик! Как ты их! Я все слышала по селектору и, признаюсь тебе, даже кончила несколько раз… Я и не подозревала, что ты можешь быть таким! Она торопливо обошла стол и опустилась перед Вертяковым на колени.
– Дай мне его немедленно… Я очень хочу… Она стала торопливо расстегивать на Вертякове брюки, а он, чувствуя необычный прилив сил, помогал ей, бормоча: Да, я тоже… Но только не в рот. Я хочу засадить тебе по самые гланды. Ах… По самые… Это так сексуально, - прошептала Элла Арнольдовна и удивилась тому, что обычно полумягкий член Вертякова, который она с трудом освободила из плена брюк, на этот раз торчал, как могучий багровый бивень.
– Ах, какой он у тебя сегодня! Я хочу по самые… Она быстро задрала короткую юбку, скинула микроскопические трусы и резво опрокинулась на стол, широко раскинув ноги. Вертяков с удивлением посмотрел на свой непривычно мужественный член, который в таком состоянии был последний раз в какой-то совершенно другой, теперь уже забытой жизни, поднялся из кресла и засадил Элле Арнольдовне по самые гланды.
Глава восьмая. ГРАНАТОМЕТ С ГЛУШИТЕЛЕМ
Лежал между двумя большими городами проезжий тракт. И стояла на нем избушка, в которой обитали несколько Соловьев-разбойников. Города эти назывались Томск и Новосибирск, тракт на самом деле был асфальтированной трассой, а избушка с лихоимцами - обыкновенным постом ГАИ. Или ГИБДД. Или ДПС. Это уж кому как нравится. На двадцать восьмом от Томска километре рядом с дорогой стоял большой бетон но-стеклянный ящик, перед которым днем и ночью ярко светили несколько ртутных фонарей. В солнечный день их свет был незаметен, а ночью они заливали мертвенным сиянием часть шоссе и просторную площадку перед постом. Подъезжая к посту, водитель видел несколько знаков, которые предписывали ему ехать все медленнее, и если бы существовали утвержденные ГОСТом знаки, предписывающие передвигаться ползком, то они стояли бы на самых видных и главных местах. Лихоимцы, обитавшие в помещении поста, были назначены государем на то, чтобы следить за порядком на дороге и помогать водителям, но они пренебрегали своими обязанностями и главным образом занимались элементарным, старым как мир, промыслом, а именно - поборами. Правила дорожного движения они, естественно, знали назубок, но и это профессиональное знание они обращали на благо своих кошельков, разбухших от чужих денег. Они могли в шесть секунд вправить мозги любому водителю, засыпав его номерами пунктов и подпунктов, и ошарашенный водила только отмахивался и говорил: ладно, со всем согласен, как будем расходиться? Такой поворот разговора и был основной целью разъяснения тонкостей ПДД. Но мудрые взяточники никогда не назначали сумму отступного, предоставляя это право попавшемуся в их тенета автомобилисту. Они не вымогали деньги, но технично вынуждали водителя идти на подкуп должностного лица. И когда водитель доставал деньги и вкладывал их в какую-нибудь щель инспекторского обмундирования, на лице гаишника появлялось выражение курицы, которую только что потоптал петух - «Ой, что это было? А я и не заметила…» После этого водитель мог быть свободен и обычно незамедлительно использовал эту возможность. В этот день трем сержантам, во главе которых стоял старшина Зажимов, сильно везло. Сначала мимо них пытались незаметно проскользнуть четыре трейлера с китайской обувью и подозрительными документами, но бдительные стражи дорожных порядков оказались на высоте. Документы перестали вызывать подозрение только после того, как недовольные, но на все согласные водители раскошелились в общей сумме на полторы тысячи долларов. Кроме этих трейлеров были еще машины с мясом, водкой, телевизорами, компьютерами и прочими товарами народного потребления. И каждый водитель вносил свой вклад в развитие личных бюджетов томских Соловьев-разбойников. Еще в этот день было удивительно много нетрезвых автомобилистов. Целых восемнадцать штук. Один из них стал ерепениться, и старшина Зажимов скрепя сердце приказал сержанту Похотько оформить его по полной. А остальные без разговоров раскошеливались кто на триста, а кто и на четыреста долларов. После такого улова бравые блюстители закона слегка притомились и уже не обращали внимания на всякую мелюзгу, трусливо проезжавшую мимо их поста на задрипанных «Жигулях», «Москвичах» и «Волгах». Были еще несколько машин, в которых сидели заросшие щетиной до самых глаз дети гор. Останавливая их, сержанты слегка нервничали - а вдруг террористы? Но зеленоватые купюры, отстегиваемые щедрыми горцами, снимали всякие подозрения. Промчался на личном «Сабурбане» начальник милиции, перед машиной которого гаишники взяли под козырек, проносились машины с блатными номерами и черными стеклами… Наступал вечер, все было как всегда, и даже намного лучше, если учесть улов этого дня, и бригада механизированного удоя решила немного отдохнуть, а заодно произвести учет дневного заработка. Рассупонившись, то есть расстегнув ремни и мундиры, стражи дорожного порядка уселись вокруг стола и, поглядывая через большое стекло на редкие машины, проползавшие мимо поста, начали считать деньги.
– Эх, жаль, что нет такого знака - «Приготовь деньги», - посетовал сержант Березовский, раскладывая добычу в соответствии с номиналом купюр. Его фамилия служила предметом постоянных шуток, в основном типа «дай миллион». Некоторые сослуживцы интересовались, не является ли Березовский родственником известного политическикоммерческого деятеля, на что однофамилец знаменитого магната неизменно отвечал: «Это семейная тайна», Так… - сказал он, подсчитав выручку, - сегодня ничего получилось. Отстегиваем две штуки баксов начальству, и остается по… По тысяче сто зеленых и по семь тысяч деревянных. Нормально, одобрительно кивнул старшина Зажимов, - каждый день бы так… Сержант Похотько сделал умное лицо и сказал: