Заложники обстоятельств

Мужчина устало закрыл глаза и опрокинул голову вниз, уткнувшись лбом в широкую ладонь согнутой в локте и упиравшейся в стол левой руки. Правая в этот момент выжидательно застыла, а затем вновь продолжила отбивать сумбурные ритмы, оперируя всеми пятью пальцами. Девушка, сидевшая напротив, начала медленно вставать, попутно захватив с собой из центра стола одинокий, опустошенный стакан. Почувствовав движение, мужчина резко вскинул голову, изобразив застывший вопрошающий взгляд. Страх, все еще не отпустивший после последней встречи с мужчиной, заставил девушку, в остальное время слывшую эталоном спокойствия, невольно вздрогнуть.

Но отсутствие в глазах собеседника угрозы вернуло ей былую уверенность, и вместо ответа она продемонстрировала стакан в своих руках. Мужчина, усмехнувшись, кивнул.

– А знаешь что? Неси-ка, милая, бутылку. И себе стакан захвати.

– Я виски не пью.

– Неси, что пьешь.

Мужчина внимательно наблюдал за всеми передвижениями девушки, пока перед ним не оказался наполненный медово-карамельной жидкостью стакан, целиком сосредоточивший все его внимание на себе. Девушка в это время открыла принесенную ею бутылку пива и прямо из горлышка сделала два больших глотка.

Не отрывая взгляда от стакана, мужчина начал говорить, обличая мысли, которые до этого дня не покидали пределы его беспокойного сознания:

– Иногда мне кажется, что мои беды начались гораздо раньше всей той массы авантюрных, зачастую незаконных поступков, которые в конце концов погубят меня… если уже не погубили… В пятом классе родители перевели меня в новую школу. Я сразу всем дал ясно понять, что меня лучше не трогать, иначе это выйдет боком всем. Но там был один мальчишка. Хороший мальчишка. Он так нравился мне. Мы во многом были похожи. Но было одно ключевое отличие – он видел в людях суть… чем не мог похвастаться я. И мне бы быть побольше с ним. Но его постоянно били. А я не мог…

Мужчина замолчал, задумчиво глядя на нетронутый стакан. Его благородно посеребренная, коротко стриженная борода, подчеркивающая контур широких скул, прямой нос и плавно изогнутые дуги бровей, по форме повторяющие расправленные крылья парящего в небе орла, вместе с отпущенным в неизвестность отрешенным взглядом воссоздавали образ древнегреческого философа, занятого размышлениями на очередную непростую тему. Что-то внутри, как тумблер, переключило его внимание с переливающейся жидкости на сосредоточенное лицо девушки, и он поднял на нее глаза, полные обиды и сожаления.

– Я мог… но я не хотел вступиться за него… И в один день я стал одним из тех, кто бил его.

Мужчина с горечью прильнул к стакану, через силу глотая безжалостно поступавший алкоголь, и не остановился, пока не увидел прозрачное дно. Он небрежно смахнул рукавом дорогого джемпера остатки жидкости с губ и с грохотом опустил стакан обратно на стол, пододвигая его ближе к девушке с жестом, означающим требование опять наполнить стеклянную емкость горячительным виски.

– Толпа… – размашисто потряхивая головой, продолжил свою тираду мужчина, снова уставившись на чарующие его переливы крепкого напитка, – толпа не имеет чувств. Толпе не нужны ответы. Она не ставит вопросов… Когда-то я с таким же бесшабашным дружком отделился от толпы. Но эта безнаказанность, которую ты чувствуешь, когда являешься частью роя, не только не покинула нас, но еще больше поглотила и ближе подвела к краю бездны… заставив стать соучастниками в самом страшном преступлении в моей жизни.

Мужчина сделал глоток виски, намеренно избегая взгляда девушки. Говорил он не спеша, часто делая паузы и вяло жестикулируя кистью руки, свободной от стакана. Голос его звучал ровно и спокойно, без эмоциональных акцентов, даже там, где им стоило быть.

– Тогда мы, как и любая толпа, не остановились и не посмотрели со стороны на то,

что делали. А надо было всего-навсего задать несколько вопросов, чтобы прекратить все это… Любой прогресс, любое развитие начинаются с поиска ответа на вопрос. Многие достижения в истории человечества получены в результате вовремя поставленного вопроса… Я когда-то случайно наткнулся на весьма удачную технику, помогающую принять решение в сложной ситуации.

– Четыре вопроса! – девушка неожиданно для самой себя перебила мужчину.

Он при этом бросил на нее короткий неодобрительный взгляд, а потом продолжил монотонную речь, всем своим видом давая понять, что она не предполагает вмешательства других лиц.

– Да, четыре вопроса… Принятие решения стало первым процессом, в котором я осознанно начал задавать себе вопросы и искать на них ответы. С возрастом образ мыслей меняется. И постепенно я понял, что нуждаюсь в подобной технике и в других сферах тоже. Особенно меня интересовало прошлое… там я допускал слишком много ошибок. Я хотел понять, что же в действительности руководило мной в той или иной ситуации. И после долгих раздумий на эту тему я выработал свою технику, тоже основанную на четырех вопросах… Настолько простых и настолько важных… Сейчас мне эта техника помогает избежать многих глупостей. Но тогда…

Мужчина вновь замолчал, в очередной раз, как кадры кинопленки, проматывая перед глазами события, уложившиеся в пять минут, но перевернувшие все его сознание, навсегда оставив в душе след в виде растекающихся по рубашке пятен крови и пронзительного мужского крика. Он сделал еще один глоток и пристально посмотрел в глаза девушки, надеясь отыскать в них понимание, но готовясь обнаружить там ужас или презрение. Однако увидел только сожаление.

– Тогда у меня не хватило сил задать себе четыре простых вопроса: «Кто?», «Что?», «Как?» и «Зачем?».

Середина пятидневной рабочей недели близилась к концу. Маленькая стрелка дубовых настенных часов уже перешагнула грань с цифрой семь. На небе появились первые звезды, изредка выглядывавшие из-за толщи гонимых ветром облаков.

К вечеру погода испортилась. То дождь, то снег безжалостно хлестали прохожих по незащищенным одеждой, открытым участкам тела. Те, кто всегда торопились домой, в этот вечер еще быстрее спешили укрыться в теплоте манящих уютом четырех стен. Остальные, привыкшие к праздности и веселью, при первой удобной возможности тоже не преминули покинуть неприветливые улицы и спрятаться по другую сторону подсвеченных вывесок, притягивающих надеждой кого-то утешиться бокалом бодрящей жидкости, кого-то – излить душу или послушать излияния других, кого-то – объединить эти два незамысловатые занятия в одно.

Но просторное помещение паба в ирландском стиле на тихой тупиковой улице, одна стена которого гордо увенчалась дубовыми часами, были пусты. Или почти пусты. Из всего множества столов занятыми оказались всего три, что, по твердому убеждению хозяина заведения – бизнесмена Виктора Семеновича Ласницкого, применительно к его детищу не имело никаких отличий от описательного образа пустоты. Властного мужчину можно во многом упрекнуть, и даже обвинить – как в прошлых деяниях, так и в том, что совсем скоро весь штат сотрудников его паба будет вынужден обивать незнакомые пороги в поисках новой работы, – но в этот вечер, когда будущее казалось предсказуемым и не предвещало запутанных узлов и резких поворотов, его мнение о состоянии обычно кишащего подвыпившими толпами бара, исходя из расчета выгоды, было вполне обоснованным.