Заложники Солнца
Шрифт:
А потом, должно быть, прямо стоя начал задремывать – потому что Рэдрик взял его за плечо и без лишних слов повел на баржу.
Здесь шум мотора был уже не так слышен. Ярко горел огонь в очаге. Вокруг него тесно, плечом к плечу, расселись адапты. Изумленный Кирилл понял, что слышит музыку и пение. Незнакомый парень из экипажа играл на гитаре, он же в сипловатом хоре солировал. А Любовь Леонидовна говорила, что адапты не в состоянии воспринимать музыку… Каких только глупостей она ни говорила.
Весь отряд был в сборе.
Кирилл заметил Лару, которая сидела, прислонившись к парню в тельняшке. Тот обнимал девушку за плечи. Кириллу Ларин сосед сразу и категорически не понравился.
– О, бункерный, – приветливо заметила Лара. Кирилл подошел к костру один – Рэдрик вернулся на пароход. – Садись с нами.
Она подвинулась, освобождая место, и от этого еще теснее прижалась к парню. Тот с удовольствием перехватил объятия.
– Спасибо… – Кирилл внезапно осознал, что застал один из тех редких моментов, когда адапты ничем не заняты.
Не тренируются, не чистят оружие, не осматривают телегу… Они отдыхают. Просто отдыхают, а не разошлись по спальням и палаткам, повинуясь категоричной команде «Отбой!» Перед ними не стоит цель набраться сил к завтрашней ночи – одна тяжелей другой – потому что и завтра, и послезавтра наконец-то никуда не пойдут. Они – на барже, которая движется сама, что может быть лучше? И общее состояние, вместо привычного деловито-собранного – благодушно-расслабленное. А Ларино приглашение означает, что и Кириллу предлагают разделить заслуженный отдых.
И он разрывался между желанием остаться и жгучим нежеланием видеть, как парень в тельняшке поглаживает Ларин локоть. Отчего-то ему это было ужасно неприятно. Хотя, казалось бы, что тут такого?.. Наверняка они с Ларой – старые приятели, давно не виделись. Джек вон, сидя на скамейке верхом, обхватил девчонку из экипажа обеими руками, улыбается и шепчет что-то ей на ухо. И это зрелище совершенно не возмущает.
Кирилл сел рядом с Ларой. Еще и для того, чтобы доказать себе – ему совершенно все равно, кто тут кого обнимает. Ему приятно, что тоже позвали, и хочется послушать песни.
– Пиво будешь? – С другой стороны от Кирилла оказался один из моряков, тощий долговязый парень. Между ступней у него стояла канистра.
– Буду. – Легкая эйфория от выпитого с командирами прошла, и хотелось снова ее почувствовать.
Кирилл лениво подумал, что система запретов, выстроенная Любовь Леонидовной, рушится на глазах. Для полноты картины не хватает только закурить и выругаться.
Моряк наполнил кружку. Пиво оказалось горьким и невкусным, но зато не обжигало – не то что напиток из капитанской фляжки.
– А ты в натуре с Бункера?
– В натуре, – вздохнул Кирилл.
Следующим пунктом обычно шло: «А вы там все такие белые? (такие дохлые? такие лохматые?)». Но моряка беспокоило другое.
– Везет тебе, что взяли! А я уж просился-просился у Сталкера, чтобы тоже пойти – сказал, отвали. Сказал, и так полный комплект. А у меня Дикие сестру утащили два года назад.
Кирилл
– Вы ведь дальше в Екат пойдете, – продолжал парень. – Этих гадов по дороге полно. Я и думаю – может, сумею про сестру разузнать… Но это – ладно. Я чего хочу-то?
Однако Кирилл перестал слушать, чего хочет моряк. Он вдруг понял недавнее недоумение Капитана.
Для этих ребят Дикие – не люди, – внезапно осознал Кирилл. Они – враги. С ними воюют столько, сколько себя помнят, и бесполезно взывать к человеколюбию, рассказывая, что когда-то каждый из Диких был трогательным, беспомощным малышом.
В ком тут будить воспеваемый Сергеем Евгеньевичем и Любовью Леонидовной гуманизм? В этом вот парне, у которого Дикие утащили сестру?.. В Рэдрике, который хоронил убитых товарищей?.. В Капитане, у которого пытаются отнять душу – пароход и реку?!
– Не слушаешь меня, – упрекнул сосед.
– Прости, - покаялся Кирилл, - отвлекся.
Он давно заметил, что такие слова, как «извини», «будь добр», «спасибо» адаптов крайне смущают. Наверное, потому что в их среде почти не употребляются. Моряк не был исключением.
– Да ладно, че ты сразу… Налить еще?
Повернулся к Кириллу, заглядывая в кружку. И путешественник, содрогнувшись, увидел на лице парня длинный уродливый шрам – через бровь и уголок глаза на скулу. Глаз из-за шрама был полуприкрыт, но, кажется, цел.
Такие следы появлялись отнюдь не из-за неловких падений. Давно, еще в детстве, гнавшийся за Кириллом Олег упал и разбил подбородок, осталась отметина, и Любовь Леонидовна, назидательно указывая на нее, поминала ту историю долгие годы.
Сосед Кирилла вряд ли упал на стадионе. Такие шрамы носили те, кто с самого рождения воевал с Дикими. И Рэдрик, и Люк, и Джек, и даже девочки. Шрамы самые разнообразные – пулевые, ножевые, умело зашитые и сросшиеся абы как.
Корявая борозда на плече у Рэда – от осколка гранаты. Цепочка швов на голове у Лары, спускающаяся с затылка на шею – она никогда не рассказывала, откуда это. Страшные следы ожогов на обеих ногах у Люка – придавило горящей балкой, когда Дикие подожгли конюшню, здоровяк со смущением признался, что больше года не мог заставить себя надеть обувь. У Гарри навсегда скрючились два пальца на левой руке – пулей перебило сухожилие, и товарищи искренне считали, что лучнику повезло: безымянный и мизинец – не самые нужные детали организма…
Гладкой, как у самого Кирилла, кожей никто в отряде похвастаться не мог.
У путешественника щемило в горле. Он обязан дойти. Он отыщет реактивы! Он уже просто не имеет права не справиться.
Глава 13. Набережные Челны
Глава 13
Набережные Челны
Поминаемого командирами Назима Кирилл не увидел: с собой в поселок Рэд его не взял, оставил на барже. Но после возвращения адаптов стало ясно, что взрывчатку раздобыть удалось.