Заложники Солнца
Шрифт:
К исходу третьей кружки набитые ватой мозги потихоньку заворочались. Кирилл осмотрел раненую ногу.
Порез саднило, но ни в какое сравнение с той болью, которую довелось испытать, нынешняя уже не шла. А ногу покрывали темно-малиновые пятна. У самого пореза густые, вверх и вниз от раны они бледнели, а к середине бедра сходили на нет.
Кирилл жестами попросил аптечку. Неуклюже, с трудом заставляя пальцы шевелиться, обработал порез. Поймал себя на том, что не вслух, – голос не слушался – мысленно и так же тяжело, как двигается, сыплет ругательствами. Чтобы не шипеть
Адапты, расположившиеся с двух сторон от Кирилла, наблюдали. По мере возвращения движениям «бункерного» осознанности, лица их светлели. Кажется, всерьез беспокоились за его дееспособность.
– Нормально раскрасило, – оглядев густую вязь, оценил Джек. – Завтра потемнеет и чесаться начнет – только ты, смотри, не чеши! Хуже сделаешь.
Кирилл кивнул, что понял. Больше пользуясь жестами, чем словами, попросил объяснить, что же такое произошло – из-за чего он, потеряв сознание в стоящей на твердой земле палатке, только что едва не утонул.
Выяснилось, что у адаптов, не избалованных наличием медикаментов – в частности, жаропонижающих средств – существовали свои методы борьбы с поднимающейся из-за ожогов температурой. Быстро посовещавшись, Рэдрик и Джек решили спасать очевидно загибающегося, несмотря на лекарства, бункерного так же, как спасали самих себя – без врачей и порошков. Пышущего жаром, потерявшего сознание Кирилла окунули в реку.
Эту жутковатую методику изобрели не они. Ноу-хау принадлежало Герману. Именно он когда-то, от полного отчаяния, не зная, чем облегчить страдания горящих жаром малышей, погрузил одного из них в ледяную родниковую купель. И, вопреки всем законам медицины, спас – и того мальчишку, и многих после него.
– Погодите… – Кирилла плохо слушался севший от воплей голос. – Я помню… карту. До воды… километров пятьдесят… было.
– Ну да, – прикинув что-то в уме, согласился Рэд. – Мы и гнали как ошпаренные. Жека?..
Разведчик кивнул.
– Угу. Увидали на карте, что река впереди – к ней и поломились. Тебя связали, чтоб не буянил, и почесали. Третьи сутки здесь колбасимся, на берегу.
– Сколько?!
– Тебе по ушам звездануло, что ли? Третьи – сутки, – раздельно повторил Джек. – Нас-то, если кто сгорел, долго полоскать не надо. Три часа, ну четыре – потом легчает. А тебя – вон сколько отмачивали.
– А Дикие?
– Нет здесь никого. Река, по ходу, недавно в берега вошла, возле нее топко. Не живут… А мост не смыло, можно будет проехать.
– И вы меня… все это время… в воде продержали?
– Почему все время? На день вытаскивали, потом опять окунали. Так и челночили туда-сюда, что твою блесну.
– Живой, блин, – с удовольствием проговорил Джек, разглядывая Кирилла. Неунывающая улыбка белоснежно сияла в темноте. – Командир, ты как хочешь – а я знал, что очухается. Девки на него хорошо клюют! А они нутром чуют, кому жить, а кому помирать. На скорых жмуров не западают, точно тебе говорю. – Движением фокусника красавец извлек откуда-то фляжку. Покосился на Рэда. – Сталкер?..
– Давай, – кивнул тот. – За здоровье надо. Будь жив, бункерный. – И протянул
По адаптской традиции, выпивая по очереди из одной и той же фляжки, чокаться следовало со лбами собутыльников. Кирилл подставил Рэду лоб. Об него мягко тюкнулась обшитая брезентом фляга, Рэдрик сделал глоток и передал посудину путешественнику. Друзья в очередной раз спасли ему жизнь. Но благодарить за это было непринято.
Самогон плюхнулся в пустой желудок блаженным теплом.
– Последняя, – заметил Джек, допивая остатки. – Теперь хоть сдохни – а до Новосиба добраться надо.
Как выяснилось вскоре, закончился у них не только алкоголь. За трое суток, убитых на возню с Кириллом, съестных припасов тоже заметно убавилось.
Рэдрик, проведя ревизию, вдвое урезал порции себе и Джеку. Кириллу категорично объявил, что тот и так три ночи воздухом питался, поэтому теперь пусть жрет как полагается. Посовещавшись, решили не тратить драгоценное время на охоту. По прикидкам Рэда, до Новосиба скудных запасов должно было хватить.
Командир и Джек отчаянно, как заведенные, качали рычаги. Перерыв делали только из-за вынужденных остановок, когда приходилось расчищать пути. От ослабевшего Кирилла толку было мало, и ему велели «не отсвечивать».
Путешественник, поморщившись, ввел себе витаминный комплекс – на редкость болезненную, но в его нынешнем состоянии жизненно необходимую дрянь – с неудовольствием заметив, что запас медикаментов тоже истощился. А управившись с этим, достал из рюкзака блокнот.
Сидя на качающейся платформе, при свете фонаря строчил в тетради все то, что давно вынашивал в голове, но никак не находил времени записать. От души надеялся, что сумеет потом разобраться в собственных каракулях – грифель то и дело соскальзывал с листа из-за тряски.
Идею, вывезенную из лаборатории Ильи, Кирилл успел обсудить с Борисом. И, пораженный услышанным не менее чем в свое время он сам, старик подсказал кое-что, до чего ни бункерные ученые, ни Илья с коллегами не додумались. «Кое-что» требовало тщательного осмысления и переноса на бумагу.
Адапты, в начале похода считавшие писанину Кирилла чем-то вроде легкого помешательства – странного, но для окружающих не опасного – постепенно к его занятиям привыкли и психическим здоровьем интересоваться перестали. Рэдрик лишь мрачно предрекал, что при такой качке и таком паршивом освещении глаза себе Кирилл «убьет на хрен».
Путешественник командира не слышал. Он с упоением писал.
К исходу четвертой ночи, пролетев два необитаемых поселка без остановки, а третий – отчаянно отстреливаясь, но без потерь, отряд прибыл в Новосибирск.
Глава 24. Новосибирск
Глава 24
Новосибирск
Написанное Борисом письмо – обширное, на нескольких страницах, – пригодилось не сразу. Для начала гостей отвели в подвал какого-то здания и заперли. Борис предполагал такого рода встречу и настоятельно советовал обойтись «без резких движений».