Заложники
Шрифт:
— Если бы такое да почаще, совсем с ума сойдешь…
Мартинасу вспомнились эти отцовские слова, когда он вертелся в темноте подле высокой костельной стены, где терпеливо ждала одинокая телега. Такая же унылая холодная темнота
Наконец на утонувшей в сумерках улице он заметил медленно приближающуюся одинокую фигуру. Предчувствие подсказало: отец. Мартинас вырос перед ним так неожиданно, что тот удивленно остановился. Ватник полурасстегнут, конец шарфа выбился.
— Ты откуда взялся? — спросил отец.
— Тебя вот дожидаюсь.
Отец взял сына за плечи, притянул к себе. Неловкой рукой прижал его голову к своему жесткому, отдающему табачным дымом ватнику.
— Не надо было ждать. Холодно ведь, — промямлил он.
Мартинас вырвался из его объятий — неприятна была ему сейчас отцова ласка.
— Зачем напился, папа? — не удержался он от попрека.
Отец помолчал минутку, потом, словно застыдившись своего расхристанного вида, поправил шарф, принялся
— Не сердись, сынок, — как-то жалобно и покорно зашептал он. — Такая жизнь, что и на трезвую голову выдержать трудно. Прости.
Он снова попытался притянуть Мартинаса к себе, но промахнулся в темноте, не ухватил.
— Иди сразу к телеге, папа. Я только за корзиной сбегаю, — сказал сын.
Домицеле и все ее подопечные сидели вокруг заваленного книгами длинного стола. Они вопросительно уставились на Мартинаса.
— Отец у врача задержался, зубы лечил, — соврал он.
Схватив корзину и горшок из-под молока, мальчик выскочил из дома.
Отец долго разбирал вожжи, потом тяжело вскарабкался на телегу. Застоявшийся Каштан нетерпеливо топтался, нужно было придержать его, пока возница как следует не устроится на передке.
— Не сердись, сынок, — еще раз извинился отец и подернул вожжи.
Жеребец с ходу взял бодрой рысью. Колеса громко затарахтели по разбитой мостовой. От резкого грохота, залившего сонную обледеневшую тишину, казалось, не только Мартинас, но и вся улочка Глуосню неуютно съежилась. Грохот быстро удалялся во тьму.
Перевод Б. Залесской и Г. Герасимова.