Залп! Пушечный наряд
Шрифт:
– Недалеко отсель судно каперское напало, с божьей помощью отбились, вот человек помог, пиратов взорвал, говорит – бомбардир Преображенского полка, из плена бежал.
– А вот мы доложим Петру Алексеевичу, посмотрим, какой он бомбардир.
Меня проводили по сходням на другой корабль, подвели к каюте.
Капитан постучал и вошёл. Через несколько минут вышел Петр I, за ним капитан и несколько офицеров.
– Который?
Капитан указал на меня.
Пётр подошёл, вгляделся.
– Что-то не признаю.
Да и как меня было узнать, в рваной одежде, похудевшего, с
– Кожин я, Ваше Величество.
Пётр поморщился:
– Называй меня герр Питер.
Постоял, вспоминая.
– Ты бомбардиром был, в первой роте, на учениях всем нос утёр, в первый поход на Азов ходил, так?
Я облегчённо вздохнул:
– Так, герр Питер.
Пётр сам обрадовался тому, что вспомнил.
– Ты мне ещё советовал пушки бронзовые делать, а не чугунные.
– Истинно так, государь.
– Рассказывай, как в плен попал, как освободился.
Я коротко пересказал историю пленения, работу в Крымском ханстве, побег, долгую дорогу домой. Пока я рассказывал, Пётр то хмурился, то хохотал.
– Изрядно тебе досталось. Сколько же тебя дома не было?
– Без малого два года.
– Молодец! – Петр хлопнул меня по плечу. – Давай выпьем за твоё счастливое возвращение. – Он обернулся назад, прислуга уже наливала вино в здоровенные кубки. Пётр чокнулся со мной, пожелав многие лета, и выпил. Пришлось последовать его примеру, хотя одолеть литровую ёмкость махом было непросто.
– Жалую тебя ста рублями и отдыхом от службы на два года. После плена завсегда давали отдых, дабы поправиться. Да, а что там с кораблём, мне докладывали, ты пиратское судно взорвал?
– Да, государь.
Я в красках пересказал последнее моё приключение. Вокруг незаметно собралось кольцо из благодарных слушателей. И все внимательно слушали, а капитан подобравшего меня судна кивал, подтверждая сказанное. Когда я окончил рассказ, Пётр воскликнул:
– Герой! Повеселил ты нас сегодня, в сердце моём гордость за сынов Отечества, не посрамивших русский флаг. Ещё вина герою!
И отказаться нельзя – кубок из рук царя сровни награде, но и второй кубок на пустой желудок – изрядно. Меня и так покачивало. Но пришлось выпить. Голова пошла кругом, палуба вставала дыбом. Я успел услышать – «Отведите героя на судно, пусть проспится, с попутным судном доставить домой». Потом я отключился.
Очнулся я в маленькой каюте, корабль покачивало. Слышалось шуршание воды за бортом. Я куда-то плыл. После выпитого побаливала голова. Я огляделся. Рядом с койкой стоял сундучок с пиратского корабля и сверху – небольшой мешочек. Я развязал завязку и заглянул – российские рубли. Ну да, Пётр пожаловал мне сто рублей. Надо же, не забыли положить. Встал, вышел в коридор, поднялся на палубу. На корме, рядом с рулевым, стоял незнакомый офицер.
Судно под всеми парусами шло в открытом море, вдалеке, по правому борту, едва проглядывался берег.
– Где я, куда плывём?
Офицер рассмеялся:
– Что, герой, не помнишь? – Я покачал головой. – На судне «Орёл». Идём домой, в Россию. По личному указанию государя велено доставить с оказией домой. Отлёживайся, отдыхай, слышал я вчера про твои приключения.
Я кивнул, обошёл
– Покушать бы мне, выпить-то дали, а я уже третий день во рту крошки не держал.
Офицер свистнул в дудку, прибежал матрос.
– Вели на камбузе покормить человека, вишь, в плену отощал; да проведи к шкиперу, переодеть надобно, а то выглядит, как оборванец.
Я пообедал щами, кашей с чёрным хлебом, запил квасом. Хорошо! Сразу Родина вспомнилась. У шкипера с трудом подобрали на меня одежду, – высоковат оказался.
Выглядел как заправский матрос, но брюки были несколько коротковаты. Ничего, добраться бы до дома, там оденусь, отъемся. Слава богу, есть деньги на первое время, да и сундучок пиратский.
Пройдя через Кильский канал, относительно быстро подошли к Килю, зашли в порт – надо было набрать свежей воды. Я вышел в город – хотелось поесть свежего мяса, а не солонины, хлеба, а не сухарей. Посидев в трактире, покушав и вволю попив пива, походил по городу. Наткнулся на оружейную лавку и немедля зашёл. После взрыва пиратского корабля у меня не осталось своего оружия; вдумчиво и тщательно выбирая, я остановился на немецкой шпаге из отличной золингеновской стали, паре пистолетов и английском кинжале – длинном, широком, с двумя долами. Оружие подбирал безо всяких украшений – как-то оно у меня долго не держалось. Вернувшись на корабль, помахал шпагой на палубе, сделал несколько выпадов, привыкая к новой шпаге и балансу. Шпага была такая, как мне нравилась – с жёстким узким клинком. В моде сейчас, особенно в Испании и Франции, были клинки гибкие, несколько более эффективные в бою, но требующие своеобразных приёмов владения оружием. К тому же жёсткая шпага хоть как-то может противостоять сабле, а с гибкой – в общем, проблемы.
В России шпага пока не была в почёте, от мечей перешли к саблям, в конном бою они очень хороши, но при пешей схватке шпага удобней – легче, можно и колоть и резать, а сабля в основном рубящее оружие.
Позанимавшись до пота, прошёл отдохнуть в каюту, проигнорировав скудный обед на военном корабле. От нечего делать решил порыться в сундучке – надо было все-таки оценить мой военный трофей. Так, сверху лежали серебряные и золотые монеты, ниже – золотые колечки, перстни, броши, драгоценные камни в различных оправах. Я высыпал содержимое на постель, лучики солнца падали на камни, и они радужно переливались. А вот это уже интересно – из сундучка выпали бумаги, некоторые листы от влаги или времени пожелтели. Я стал их просматривать – долговая расписка – пирату был должен двести эскудо некий сеньор Моралес.
Я порвал записку, ничего теперь Моралес пирату не должен. Ещё лист – купчая на покупку дома в Гааге – дом, значит, купил пиратский капитан. Эту бумагу тоже в мусор. Посмотрим дальше – тоже интересно – банковский вексель на анонимное лицо. Я его сунул в карман вместе со своей распиской. Следующая бумага оказалась банковской распиской на две тысячи гульденов в банке Амстердама на имя капитана. Бумагу я тоже порвал. Теперь банк никогда и никому их не отдаст. Я, не зная подписи капитана, тоже их получить не смог бы. Осталась последняя бумага.