Замена объекта
Шрифт:
Уснуть мне так и не удалось. До самого рассвета я пролежал, закутавшись в одеяло и ковыряясь в своих черных мыслях, жалостливая Арина добросовестно мурлыкала рядом с подушкой, пытаясь вылечить мой душевный недуг, и я то и дело утыкался носом в ее густую короткую шерстку и горестно вздыхал.
Ровно в восемь явился Ринго объявлять подъем. Я встал, накормил котов, принял душ и понял две вещи. Первое: я совершенно не хочу спать, я полон созидательной злости и сокрушительной энергии. Второе: я знаю, как провести сегодняшний выходной день.
Я позвонил Ивану
Ботинки я искал долго, но все-таки нашел. До назначенной встречи с Иваном оставался еще целый час, и я подумал, что вполне успею отловить Катюшу и вручить ей обновку. Катя оказалась на съемке в Госдуме, в двух шагах от магазина, где мне удалось отыскать эти злополучные фирменные ботиночки, так что все сложилось удачно. Девушка сперва отнекивалась и отказывалась принять подарок, видно, боялась, что я буду рассматривать это как первый шаг в укреплении отношений. Пришлось объясниться начистоту, и она сразу повеселела.
– Ты не обижаешься?
– робко спросила Катя.
– Да что ты, Катюша. Жизнь есть жизнь.
– А любовь есть любовь, - вздохнула она печально, из чего я сделал вывод, что с ее новым увлечением что-то не вполне благополучно.
– Звони, если что, - сказал я на прощание.
– Позвоню, - грустно пообещала она.
– Спасибо тебе за ботинки.
Встречу с Хвылей пришлось дважды переносить на более позднее время, но я воспринял это как само собой разумеющееся: работа оперативника плохо поддается четкому планированию, в нее постоянно вклиниваются непредвиденные обстоятельства. Важно то, что мы в конце концов встретились в какой-то симпатичной недорогой забегаловке, где заодно и поели. Иван был уставшим и раздраженным, и у меня мелькнула было мысль отказаться от своей затеи, уж очень велика была вероятность того, что он взорвется и пошлет меня куда подальше. Но я все-таки решил идти до конца, другого способа спасти самого себя я не видел.
– Вы по-прежнему рассматриваете убийство Сороченко и Кузнецова как убийство именно Сороченко?
– спросил я, набравшись храбрости.
– Ну да. Алла - жена бизнесмена, у которого куча, как выяснилось, проблем с партнерами и контрагентами. А Кузнецов - водила, гора мышц. Кому он нужен-то? Тем более он не москвич, вел достаточно замкнутый образ жизни, друзей-приятелей у него здесь не было, так что насолить он никому не мог. Мы проверяли.
– Хорошо проверяли?
Иван поднял на меня усталые глаза и прищурился.
– Хочешь сказать, что если мы запороли работу с младшим Анташевым, то и все
– Не хочу. Не злись, пожалуйста. Я хочу сказать, что людей и времени у вас мало, а работы много, и если у вас по части Кузнецова осталось что-то недоделанное, то, может, я мог бы… ну, помочь чем-то.
Хвыля ответил не сразу, сперва как-то особенно тщательно доел свой бараний шашлык, собрал корочкой хлеба соус с тарелки, сделал несколько неторопливых глотков из высокой кружки с пивом.
– Слушай, Игорь, давай начистоту, ладно?
– Давай, - с готовностью согласился я.
– Ты насчет своего отца знаешь?
– Что конкретно ты имеешь в виду?
– осторожно спросил я.
– То же, что и ты, - усмехнулся он.
– Его связь с убитой Сороченко. Или знакомство, если тебе так приятнее.
– Я не красна девица, чтобы стараться сделать мне приятное, - сердито буркнул я.
– Да, знаю. Вчера только узнал.
– От кого? От него самого?
– Ну прямо!
– фыркнул я.
– Нашлись добрые люди, проинформировали.
– Ясно. И теперь ты хочешь костьми лечь, чтобы его выгородить. Я правильно понял твой порыв?
Да правильно, правильно он понял. Правда, он не все знает и не может понимать, как важно мне доказать самому себе и своим родителям, что я что-то могу в своей работе, что-то умею. Но в целом он, конечно же, прав.
– Ты пойми, Иван, я одновременно милиционер и сын своего отца. Я не могу перестать быть милиционером, но я и не могу перестать быть сыном. И наоборот. Понимаешь?
– Про «наоборот» я что-то плохо понял.
– Я буду оставаться сыном, но я не перестану быть ментом. Если с отцом что-то не так, для меня это будет большим ударом, но, если с ним все в порядке, я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы это выяснить и доказать. Теперь понятно?
– Теперь понятно, - кивнул он.
– И с этой точки зрения тебе выгодно доказать, что убийство с личностью Аллы вообще не связано и направлено оно было исключительно на устранение Кузнецова. Так?
– Ну, так, - угрюмо подтвердил я.
Ну почему, почему этот Хвыля все переводит на какой-то торгашеский язык? «Выгородить», «выгодно»? Неужели он считает, что все в этой жизни измеряется только степенью корыстной заинтересованности? Впрочем, пусть считает все, что угодно, лишь бы мне удалось с ним договориться.
– Но ты хотя бы понимаешь, чем мне это грозит?
– спросил Иван.
– Ты понимаешь, что будет, если ты окажешься прав, добудешь под эту версию мощную фактуру, ее придется докладывать моему руководству и следователю, и выяснится, что в раскрытии преступления принимал участие посторонний человек? И что я об этом знал и не только не пресекал, но еще и способствовал? Ты бы хоть меня пожалел, если себя не жалко.
– Никто не узнает, - твердо сказал я.
– Слово даю. Всю фактуру отдам тебе с подробным отчетом, что откуда взялось, сам будешь докладывать. Если моя помощь даст результат, все лавры - тебе. А если не даст, то тебе по шапке не надают.