Замена объекта
Шрифт:
– Тебе что, «палки» в отчетность не нужны?
– орал Валька, - Ну сколько можно тебя воспитывать? Почему ты вечно отдаешь свои «палки» операм?
– Им нужнее, - лаконично отвечал я.
– У них раскрываемость - главный показатель, а у меня - третьестепенный.
– Да хоть и третьестепенный, но это же показатель!
– кипятился Семенов.
– По этому показателю оценивают твою работу в целом. Думаешь, я всю жизнь буду твою задницу перед начальством прикрывать?
– Именно это я и думаю, - честно признался я.
– Потому что ты, твоя жена и все твои юные родственники и их подружки всегда обеспечены бесплатными билетами на концерты «Ночных
– Да ну?
– обрадовался Валька, сразу забыв о своих служебных претензиях ко мне.
– Это хорошо, как раз к дочкиному дню рождения подарок получится, я ей еще летом обещал. Она как у тебя в гостях побывала, так с тех пор покоя мне не дает: хочу, говорит, такую же кошечку, как у дяди Игоря, и никакой другой мне не надо. Ты ж знаешь, я одалживаться не люблю, хотел в питомнике купить, а там цены для меня непомерные, за котенка двести пятьдесят долларов запросили. Ну куда мне такого котенка с моей-то зарплатой? Только мне девочку, ладно?
Я пообещал. Если Арина забеременеет, то мальчика я обещал подарить Алекперову, девочка пойдет жить к Семенову, а что же останется моему другу Борьке Безрядину? Хорошо, если в помете окажется пять котят, тогда Борька для своих фирменных подарков получит троих, а если меньше? Как-то неприлично получится… Ладно, доживем до весны, там видно будет.
Родители улетели в Лондон, мама звонила мне оттуда каждый день и, не жалея денег, расписывала в красках всяческие Кошмарные Ужасы: папа плохо переносит туман и сырость, он постоянно находится на грани простуды, она не спит ночами, прислушивается к его дыханию, чтобы вовремя начать лечение… Послушать мою мамулю, так может сложиться впечатление, что она вообще никогда не спит, что, однако же, не мешает ей превосходно выглядеть и иметь вполне здоровый цвет лица.
Несколько раз меня подмывало позвонить отцу и сказать, что он может больше не беспокоиться, что я вовремя подсуетился со своей версией о Кузнецове - Осипенко, быстро и грамотно провел всю необходимую работу, не дожидаясь, пока следователь возьмется за доскональную проверку любовника убитой Аллы Сороченко, и в итоге моя версия оказалась единственно правильной, убийство раскрыто, преступники обезврежены. Мне очень хотелось похвастаться. И хотелось, чтобы отец больше не считал меня непрофессиональным, тупым и никчемным. Но по здравом размышлении я понял, что мне это не очень-то и нужно. Даже не знаю почему… Мне стало казаться, что это мальчишество какое-то. Мне, в конце концов, тридцать два года, и в этом возрасте пора уже перестать что-то доказывать папе с мамой, даже если этот папа жутко знаменитый, а мама - самая любимая. Их семейный покой я защитил, как умел, а большего мне и не нужно.
Коты мои пребывают в полном здравии, кланяются вам и передают привет. Весной настанет новый этап моих зоосоциологических экспериментов: как только Арина родит, я возьму в питомнике нового котенка, ровесника Аришкиных деток. Своих (то есть Арины и Дружочка) котят всех раздам, а чужого принесу и посмотрю, что получится. Это будет парень, правда, с породой я пока не определился, но одно знаю точно: это будет не сиамский кот. Какой угодно, только не сиамский. Нельзя заменять один объект любви другим. Арамис навсегда останется для меня единственным и неповторимым.
Саша Вознесенский написал в результате
Все три статьи лежали у Вознесенского в столе и ждали своего часа: нужно было дождаться, когда закончится расследование двойного убийства. Саша дал мне их почитать, и я искренне посожалел, что он в основном занимается своим «Экслибрисом» и пишет о книгах. По-моему, публицист из него получился бы куда более сильный, чем литературный критик. Впрочем, возможно, я ошибаюсь, и вы имеете полное право со мной не согласиться.
Катя Кибальчич больше мне не звонила, но иногда я вижу ее по телевизору, то в социально-политических программах, то в культурных новостях. Не стану врать и говорить, что долго не мог ее забыть. Наш роман был настолько скоротечен, что было бы просто странно, если бы я долго печалился. Хотя она мне, конечно, очень нравилась. А уж как она понравилась моей маме!…
Ну вот, почти все. Осталось самое главное: задержание Вострикова и Земскова. Оно, как вы сами понимаете, происходило без моего участия и даже не в Москве. Хвыля и его коллеги-оперативники нашли этих деятелей в Оренбургской области, туда вместе с ними выехал подполковник Алекперов. О результатах я узнал, когда они вернулись. Спасибо Хвыле, все-таки счел нужным объявиться и рассказать.
– Плохо мы сработали, - самокритично заявил Иван.
– Удалось взять живым только Земскова, Вострикова подстрелили. Они такую пальбу затеяли, что у нас просто выхода другого не было. Хорошо еще, что из наших никто не пострадал. Но этот Востриков, я тебе доложу, тот еще тип! Пока «Скорую» ждали, я пытался ему первую помощь оказать, он в сознании был, еще минут пятнадцать-двадцать прожил. Так ты знаешь, о чем он все эти пятнадцать последних минут твердил?
– О чем?
– О том, что вечером по телику бокс будут показывать, Рой Джонс против какого-то бразильца, и ему обязательно нужно посмотреть. А еще говорят, что перед смертью человек всю свою жизнь видит и ему высшая мудрость открывается. Фигня это все, сплошное вранье. Ничего он не видит, и ничего ему не открывается. Как был этот Востриков придурком, так придурком и помер. Нет, ну это просто в голове не укладывается: истекать кровью, понимать, что умираешь, и думать о боксе!
Вот так, друзья мои. Больше ничего интересного в моей жизни не произошло. До скорого свидания.
Как говорится, капитан Дорошин доклад закончил.
Виртуальная переписка
Море - Одалиске, 25 декабря 2004 года
Мне очень трудно писать это письмо, дорогая Одалиска, но не написать его я не имею права.
Ты, наверное, уже знаешь о том, что случилось с Константином. Так вышло, что я тоже об этом знаю. Не могу рассказывать, почему так получилось и откуда я все это знаю, просто прими как данность. Я была там, где он погиб. Это случилось у меня на глазах.