Шрифт:
Костя считал, что у каждого парохода есть душа. Неважно, отлит корпус из стали, высечен ли из дерева – между балками течет эфемерная субстанция, хранящая таинство жизни. Огромная посудина, погруженная в море, дышит точно, как человек. По переборкам расходятся вибрации. В машинном отделении бьется сердце. Изгибы стальных листов находятся в постоянном движении, отчетливо напоминая грудную клетку, которая сжимается и расширяется ради очередного вдоха.
Парень сидел на борту всего неделю, но уже почувствовал, что это не корабль,
Будто оно молилось о смерти.
Любой выход наружу сопровождался лязгом замученного балкера. Чтобы слышать друг друга, приходилось кричать.
– Попробуй смыть потеки этим! – матрос протянул Косте канистру с “Метал брайтом” и валик. Не бог весть, какой инвентарь. Зато стало очевидным, почему “Descent Echo” так плохо выглядел.
– Может, щавелевой кислотой будет лучше? – спросил кадет.
– Бери, что дают, – пробурчал Йося. – Потом найдешь компанию с баблом, а я за тебя порадуюсь.
– Ладно, – Костя подхватил мокрую ручку.
– Мажешь отсюда, – матрос указал на крышку первого трюма, – и сколько успеешь.
– Хорошо, – ответил рыжеволосый парень.
– Не слышу энтузиазма.
– Так точно.
– Уже лучше, – Йося натянуто улыбнулся.
– Спицын, твою налево! – к матросу подошел боцман, на вид раза в два старше загорелого наглеца. – Ты чего работу на малого скинул? Ему и так есть, чем заняться.
– Федя, не парь мне мозг, – огрызнулся Йося. – Пусть осваивается. Первый раз в море, все-таки.
– А ты куда пойдешь?
– Тебя не колышет, – процедил Спицын. – Все, пока.
Матрос гордо направился к надстройке, оставив Костю и Федю одних.
– Как сам? В порядке? – побеспокоился боцман.
– Держусь, – ответил рыжий. – Не могу поверить, что он когда-то здесь жил.
– Мне трудно поручать тебе работу, – признался Федя, глядя парню в глаза. – Смотрю на тебя, а вижу твоего отца. Он был моим начальником, а теперь…
Костя промолчал. Вся его жизнь – это поминки незнакомого человека, на которого парень был очень похож. Такая же огненная копна волос, целеустремленный взгляд зеленых глаз и острые черты лица.
С самого детства мама часто показывала семейные фотоальбомы и все время говорила о своем муже. А мальчик впитывал безутешную злость на окружающих, на мир. Ему хотелось отомстить за это, чтобы мама снова могла улыбаться.
Кроме внешности, Косте досталось еще и папино имя. В кругу семьи радовались, что отцу растет замена. Только не хотели пускать в море. Оно и понятно – Константин старший погиб на судне. Прямо на этом ржавом корыте, куда рыжий приехал кадетом.
Услышав название парохода, мама долго плакала и просила не ехать. Сын не послушался, и вот уже пошла вторая неделя, как парень борется с призраками прошлого.9
– Бросай
– Тогда кто займется потеками? – спросил кадет.
– Спицын. Это его работа, вообще-то, – ответил боцман. Костя на секунду увидел перед собой не крепкого мужчину слегка за пятьдесят, а осунувшегося старика. Работа на галерах никого не делает здоровым.
– Идем, – согласился рыжий. – Не хочу помогать этому…
Кадет неуклюже выругался. Дома он себе такого не позволял, а тут умение чесать языком было жизненно необходимым.
– Тише, тише, – улыбнулся Федя.
Рыжий поплелся за боцманом в сторону бака.
– Перед тем, как я научу тебя, запомни главное правило, – голос моряка звучал приглушенно, словно уши заложило ватой. – Пряди всегда веди влево…
Кадету с самого приезда периодически становилось не по себе. Офицеры списывали это на морскую болезнь и поили таблетками от укачивания, но странные ощущения не проходили, а сейчас – обострились до нестерпимых. Оказавшись на швартовой палубе, Костя почувствовал, как сводит в груди, и плавно осел на холодную сталь. Взгляд заволокло туманом, через который проступило видение.
Рыжий обнаружил себя на этом же судне, только не таком ржавом. Вокруг бушевала стихия. Волны одна выше другой бились о борт, накрывая лебедки. Федя тоже был рядом, но выглядел гораздо моложе. Он что-то кричал Косте и показывал в сторону надстройки.
Молния полоснула по тучам, и раздался истерический грохот – неизвестно, в небе, или от сильнейшего вала, который обрушился прямо на кадета, кем бы он сейчас ни был. Соленая вода лезла внутрь через нос, уши, рот. Неподъемная ноша прибила Костю к палубе. Правую ногу пронзила резкая боль.
Из последних сил рыжий держался за якорь-цепь, чтобы его не смыло за борт. Руки затекли от нечеловеческих усилий, но парень продолжал сопротивляться, пока напор не схлынул. Дыхание свело, в горле першило. Костя отряхнулся и посмотрел на ногу. Кость распорола кожу и торчала наружу, словно ветка для костра.
– Федя! – позвал кадет одновременно в наваждении и реальности. – Помоги…
Боцман в испуге обернулся и подбежал к парню. Подхватил его и стал приводить в чувство:
– Костя, очнись! Костя!
Короткий сон наяву растворился в лучах полуденного солнца. Рыжий увидел перед собой морщинистое лицо моряка и перевел взгляд на ногу. Перелома не было, кожа осталась целой.
– Ты чего удумал? – спросил боцман. – Не надо мне тепловых ударов.
– Это не тепловой удар, – возразил парень.
– Тогда вставай, чего разлегся, – воскликнул Федя, пытаясь хотя бы казаться жизнерадостным.
– Ты видел, как погиб мой отец? – спросил Костя властным голосом и сам удивился интонации.