Заметки на полях жизни. Земное
Шрифт:
– Кстати, очень правильная была программа в Непале. Мы десять дней прожили в монастыре, учились медитировать, а потом два дня шопинга, и успели накупить всего. Хотите дам вам контакты туроператора? – ответила бесхитростная женщина в шляпе, явно не умеющая читать по лицам. Если бы в Непале её хоть немного научили видеть других людей, от неё бы не ускользнуло ехидное колючее выражение маленьких тёмных глаз, сверкающих над бородой.
– Простите за любопытство, – продолжил распалённый правдоискатель, – вы в какую веру крещены?
– В обычной нашей церкви меня бабушка крестила, а что?
– Нет, ничего… Я просто никак в толк не возьму для себя… Как это – вы в Ватикане индульгенцию просите
– Ну да, а что такого?
Они оказались в центре группы, которая вся собралась обратно, будто магнитом притянутая, и обступила их, ожидая, чем же дело закончится. Словно ни Микеланджело, ни Рафаэль с Леонардо не создали в Риме ничего занимательнее этой перепалки. У многих в глазах было мнение, своё собственное, но все о нём молчали и с интересом наблюдали за развитием событий. Вопрос отношений с вратами, которые, по словам гида, "специально для нас открыли", терзал многих. Идти или не идти православным в Святые Врата в принципе и на Пасху в частности? Только молодожёны, далёкие от поисков иной правды кроме своей влюблённости, догнали убегающего под шумок гида и изводили её вопросами про ближайший аутлет. Остальные, все до единого, выстроились в почётном карауле вокруг своей веры в чужих устах.
Дамы, зелёная с фиолетовой, по-прежнему пылали и рады были бы вклиниться в разговор, но никак не могли найти что-то, к чему ещё кроме ветчины можно прицепиться для качественной ругани. Споры на интеллектуальные темы явно не были их коньком, и они безмолвно договорились хранить молчание, оставив за собой сильную точку мясного аргумента. Жена стояла чуть поодаль, опустив глаза, и терпеливо ждала завершения, каким бы оно ни было, готовая в любой момент исполнить свой долг. Была в ней такая жертвенность, что сразу становилось понятно – если мужа начнут бить, она непременно закроет его собой, так что никто не дотянется, и ни один волос не упадет ни с его головы, ни из его бороды. Он смотрел на неё иногда украдкой, сила его крепла, и он продолжал, уверенный в её поддержке всегда и во всём:
– А сами вы в какого Бога верите?
– Как в какого? В единственного, – искренне недоумевала женщина в шляпе, отвечая тихо и настолько миролюбиво, что даже с мягкой улыбкой.
– Так в Будду, или Христа, или, может быть, в Аллаха? Ваш Бог кто? – не в тон ей громко, с укором напирал бородач.
– Тот, кто меня услышит. В Туле, в Риме, в Катманду или в Мекке – неважно. Важно только, чтобы услышали, он меня, а я его. Неужели у вас нет такого своего Бога? Который не будет ни за, ни против ворот, медитации, плясок у костра или вкусной еды. Не того, который по чужим правилам, а того, который ваш, настоящий?
Она спросила слишком наивно, откровенно, бородач не успел закрыться от такой честности. Вопрос ударил в место, где нет защиты, брони от самого себя, пробил под рёбра так, что он осёкся, обмяк, и гнев в его глазах сменился на поиски убежища для подранка. Он сразу стал на полметра ниже ростом и выглядел очень обескураженно. Как можно было ожидать, что такая маленькая, неприметная, в очках, вместо того чтобы оправдываться, задаст вот такой вопрос здесь, на площади Святого Петра в Ватикане? И зачем эти люди стоят вокруг и слушают так, что тишина повисла, что им всем до его Бога? Жена не может от этого укрыть. Уж лучше бы били, тогда всё стало бы понятно – за веру даже хорошо быть битым.
Зелёная с фиолетовой уже набрали побольше воздуха в лёгкие, готовые к его ответу. Это ловушка, он сам попался на свою слабость, как на крючок, и за неё сейчас жестоко наказан. Вчерашний сытный ужин стоял у него поперёк горла, мешая говорить, но не только в нём было дело.
– Я не буду вам
Но его уже не слушали, презрительно загудели, зашевелились, потеряв к нему интерес, и скоро группа растворилась в Риме. Дама в шляпе лишь пожала плечами, не получив откровенности в ответ на свою, и тоже ушла. Они остались вдвоём среди чужих людей, пришедших сюда именно к Папе, а не по случайности. Жена не сделала ни шагу к нему навстречу, так и стояла на булыжной мостовой, как вкопанная. Он подошёл к ней сам, молча взял её за руку.
– Всё будет хорошо, дорогой, – постаралась утешить она.
– Божественный нетвокинг – вот их религия. Они заигрывают с любым богом, до которого смогут дотянуться. Именно заигрывают, без служения, без покаяния, и я, похоже, одним злосчастным куском мяса отправил полсотни православных христиан пройти сквозь Святые Врата. Хреновый из меня сегодня вышел проповедник, дорогая.
– Всё будет хорошо, – словно мантру повторяла жена, – всё будет хорошо.
Ему это не понравилось, как и тот вопрос, и он предпочёл замолчать и злиться, чтобы заглушить всё лишнее, что стало вторгаться в его открытую рану извне, как раз когда Папа Римский благословлял всех, кому повезло оказаться в тот момент на площади Святого Петра.
Рим 2016.
Индульгенция – в католической церкви полное или частичное прощение грехов.
Епитимья – исполнение христианином, по назначению священника, тех или иных дел благочестия; имеет значение нравственно-исправительной меры.
Прошутто – итальянская ветчина, сделанная из окорока, натёртая солью.
Аутлеты – магазины, в которых со скидками продаются одежда, обувь и аксессуары известных марок.
Спорящий со смертью
Как не вовремя, под Новый год, тесть умудрился загреметь в больницу! Диагнозов у старика оказалось больше чем ожидали, даже домой не отпустили, оставили под капельницами, но третьего января велено было забрать домой с дополнением: "Сами не справитесь, теперь он лежачий, понадобится сиделка". Тёща истерила, жена работала в поте лица, и почётная обязанность искать сиделку для здоровенного старика с дурным характером, подпорченным болезнью, легла на Вадима. Сиделки оказались обычными людьми, и на Новый год разъехались по домам, чокаться шампанским с близкими. Деньги деньгами, а звон бокалов не перекупят. В патронажных службах обещали, что дальше будет хуже – после праздников аншлаг обострений из-за "немножко салатика и одна рюмочка не повредят", сиделку будет вообще не найти. "У нас уже полная оплата всех, кто остался, в двойном размере, и дальше никаких перспектив", – лениво отвечали девушки в кол-центрах, словно богини, раздающие патронажное счастье лишь избранным. Вадим вздохнул, смирился и вместо приятного времяпровождения с друзьями в проводах старого года, взял день отпуска, чтобы собеседовать троих всего, предложенных разными агентствами, кандидатов. Предновогодний дефицит – каждый на вес золота.
Первая дама приехала с опозданием на час. Была она грузная, хамоватая, под ногтями носила грязь и пахла чесноком. Можно было бы с порога попрощаться, не будь она одна из трёх. Придётся говорить. Вадим включил диктофон и начал.
– Ольга Андреевна, у вас есть медицинские навыки? – читал Вадим по шпаргалке, записанной женой.
– Есть. Я санитаркой отработала двадцать лет. В морге работала, так что смерти не боюсь. У вас умирает человек или жить будет?
– Да как получится. Надеемся, что будет, – опешил Вадим.