Замкнутое пространство (сборник)
Шрифт:
Ответ Швейцера был неожиданно четким и определенным:
— Больницу.
Дуня вытаращила глаза. Швейцер заметил у нее много веснушек. Про себя он назвал их сыпью.
— Что за интерес странный?
— Я хочу проверить одну вещь, — признался тот.
Дуня отъела сразу полтрубочки.
— Как хочешь, пошли. Только внутрь не пойдем, на нас сразу обратят внимание.
Швейцер озабоченно нахмурился.
— Неужели никак не пройти?
— Никак, — твердо ответила Дуня, боясь лишиться новой игрушки. —
При слове «столичная» мысли Швейцера перескочили на другое:
— А далеко отсюда Москва?
Дуня прыснула.
— Ну и учат же вас там, в вашем заповеднике! Далеко.
— Нам говорили, что далеко, — пояснил слегка уязвленный Швейцер. — Но теперь мне все нужно проверять самому…
Он старательно избегал прямых обращений: злополучное «ты» никак не хотело выговариваться.
— Понятно. Доверие потеряно. У тебя капает!
Мороженое подтаяло; Швейцер шел, оставляя за собой на асфальте молочные звезды. Заметив свинство, он засуетился и начал быстро есть. Вкуса он по-прежнему не разбирал.
Они уже покинули площадь и шли теперь по кривой сонной улице, почему-то обозначенной как проспект. Редкие автомобили пугали Швейцера, хотя он шел, держась подальше от проезжей части. Глаза у него разбегались; первым, на что он обратил пристальное внимание, был трехцветный флаг, вяло свисавший с шеста над входом в какое-то здание. Символ сохранности и даже пресыщенной утомленности государственной власти отозвался горьким гневом.
— Что это за дом? — спросил Швейцер у Дуни.
— Где флаг? Это суд.
— Суд, — еле слышно повторил Швейцер. Он и после повторял за Дуней разные слова, пробуя их на вкус. Суд, смешавшись с мороженым, показался ему так себе.
— Сними очки, если хочешь — посоветовала Дуня. — Или нет, не снимай. Мало ли…
Странное дело: Швейцер совершенно не боялся погони. Ректор сотоварищи превратились в далеких призраков из волшебного сна — плоских, картонных, и даже незрячих. Здесь, в беспомощном захолустье, Швейцер чувствовал себя сильнее любого богатыря. Ему казалось, что Лицей не имеет власти над подлинной реальностью.
Но — против ожидания — эта реальность не наполняла его радостью живого, доселе не познанного бытия. Он воспринимал ее механически, как насыщенный бред, местами липкий, а где-то — разбавленный; этому бреду нельзя было пока, хотелось бы верить, что пока — итак, нельзя было поддаваться ему полностью, открываться миру сжавшейся, словно от стирки, душой. Могло разорвать, он мог не выдержать мир, стать одержимым этим миром, потерявшись в нем, и попросту прилег бы где-нибудь под тихим, сравнительно безобидным деревцем, чтобы спать — очень, очень долго, всегда.
Они миновали суд, прошли почту, химчистку, еще одно «24», кафе, магазин спорттоваров, отделение милиции (по
— Ну, вот тебе больница, — улыбнулась Дуня. — Что дальше?
Швейцер остановился и долго смотрел на здание. Он прикрыл глаза, принюхался, медленно обошел вокруг машины, постоял на ступеньках. Подержался за ручку, заглянул в окно первого этажа: темно и пусто, какие-то стойки, похожие на вешалки, смутный шкаф.
— Что ты ищешь? — Дуне стало по-настоящему интересно.
— Ска… жи, — выдавил Швейцер, — ты. не знаешь человека по имени Сектор? Имя и отчество у него В. В.
— Не-а, — Дуня ответила сразу. — А кто он?
— Вот я и хочу узнать, — Швейцер провел ладонью по шершавой стене. Ничего не помню, — сказал он в пустоту, мимо Дуни. — Не за что зацепиться.
— Еврей или немец, — рассуждала меж тем Дуня, не будучи достаточно догадливой, чтобы выстроить в правильную цепочку инициалы и фамилию.
— Но все равно спасибо, — очнулся Швейцер и виновато улыбнулся. Он набрался смелости и выговорил то, о чем давно хотел сказать: — Мне… мне нечем отблагодарить… А я ва… тебе очень благодарен. Но у меня ничего нет. Зная теперь свое предназначение, я мог бы предложить сердце… или хотя бы почку… Но вы же здоровы. Ведь вы здоровы? — Не умея послужить, он готов был кусать от отчаяния локти. Снова сбился на «вы», и не заметил.
— Сердце? — Дуня изумленно уставилась на Швейцера. Потом покрутила у виска пальцем: — Ты совсем псих?
— Это дело чести, — серьезно возразил Швейцер. — Я должен что-то дать. Меня обучали не только географии. Я почти офицер.
— Отвяжись, — засмеялась Дуня. — Тебе напомнить? Офицер. Посмотрим может, и пригодишься на что…
Но Швейцер отмахнулся от очевидного. Его учили, что долг платежом красен.
Он побрел раздосадованный, и это встревожило Дуню.
— Чего ты напыжился? Ну не знаю я твоего Сектора. Кто он такой?
— Не обращайте внимания. Он должен быть связан с медициной. А где еще один город?
— Еще один город?
На лице Дуни написалось недоумение.
— Километров сто…
Швейцер слабо улыбнулся, вспоминая что-то.
— Километров или верст?
— Причем тут версты? Ты в каком веке живешь?
— Да, в каком? — Швейцер вскинул голову и посмотрел ей в глаза.
И Дуня запнулась. Впервые она почувствовала, что ввязалась во что-то серьезное — настолько, что ей это может оказаться не по зубам.