Замок Бландинг
Шрифт:
— Ты что, поступаешь в мюзик-холл?
— Конечно, нет! Я выхожу замуж.
Трубка задрожала в правой руке графа, сигара — в левой. Да, это сенсация. Любая газета поместит на первой полосе.
— Неужели решился? — воскликнул он. — Неужели ты будешь леди Пизмарч?
— Миссис Пизмарч.
— На какое-то время. Такой человек не сегодня — завтра станет сэром или пэром. Дорогая моя, вот это новость! Лучше людей, чем он, просто нету. Знаешь, что сказал Сын Сирахов? Ах ты, забыл, но что-то хорошее.
[Фиби рассказывает,
Вероятно, лорд Икенхем глубоко бы обиделся, если бы кто-нибудь предположил, что при каких бы то ни было обстоятельствах мнение его совпадет с мнением Космо, но, как и тот, сразу подумал: «Нет, только дурак упустит такую женщину!» В спортивном костюме, в зеленой шляпке, она выглядела еще лучше, чем обычно, а улыбка, с которой она его окликнула, просто согревала сердце.
— Фредди! — удивилась она. — Ты-то что здесь делаешь?
— Гощу у крестника, пока жена в Шотландии, — объяснил граф. — А ты?
— Приехала к Уиздому насчет телевидения. Кроме того, заберу старшего Сэксби, младший боится, не упал ли он в озеро. Тут что-то вроде гостиницы?
— Мой крестник берет постояльцев.
— Тогда я сниму комнату.
— Прекрасно. Нам надо с тобой поговорить. Сядем пока вон под тем деревом. Я уж надеялся, увидев тебя, — прибавил он, усевшись в кресло, — что ты приехала к Бифштексу.
Барбара выпрямилась:
— К Раймонду? Разве он здесь?
— Да, в другом доме, за озером. Если хочешь, мы к нему зайдем. Сейчас он занят, но ты как раз причешешься, умоешься.
Барбара, до сих — веселая, стала печальной.
— Это не совсем удобно.
— Почему?
— Он подумает, что я за ним гоняюсь.
— Конечно. И очень хорошо. Немного оживет, подбодрится. Скажет себе: «Смотри-ка! Я думал, все пропало, а она за мной гоняется». Отсюда до прежних отношений — один шаг. Почему ты так горько хмыкаешь?
— Тебе не кажется, что это смешно?
— Нет, не кажется. А что именно?
— Мысль о том, что Раймонд мной интересуется.
— Дорогая моя, он тебя обожает!
— Чепуха какая! Он ни разу не пришел, не писал, не звонил… ну, с тех пор.
— Естественно! Видимо, ты не понимаешь, какой он тонкий. В суде он рвет на куски свидетелей — и ты говоришь себе: «М-да, крутоват!», не ведая о том, что на самом деле — что это такое нежное? А, фиалки! Так вот, на самом деле он — истинная фиалка, не то что, скажем, я. Всякий раз, когда Джейн со мной ссорилась, я вынуждал ее к миру зверскими угрозами, но одно дело — я, другое — Бифштекс. Деликатность, вот его суть. Когда ты его отвергла, он решил, что тебе не нужен. Страдал, как не знаю кто, но терпел. Должен бы знать, что любовным
— Ты сказал «любовным размолвкам».
— Так их обычно именуют. А что же это еще?
— Буря. Битва, если хочешь. Я назвала его надутым чучелом!
— Что ж тут такого? Он и сам знает, что он — надутое чучело.
Барбара вспыхнула:
— Ничего подобного! Он — ягненок.
— Кто?!
— Самый кроткий из людей.
— Ты подумала, что говоришь?
— Да, Фредерик Алтамонт Корнуоллис, подумала.
Лорд Икенхем удовлетворенно кивнул:
— Так я и знал, любовь не угасла! Угасла?
— Нет.
— Стоит ему мигнуть, и ты пойдешь за ним на край света?
— Да.
— Ну ничего, он сам туда не пойдет. Что ж, моя дорогая, превосходно! Если ты чувствуешь именно так, скоро все уладится. Я не был уверен в тебе, про него-то я знал. Просто надоело — закроет лицо руками и стонет: «Барби, Барби!»
— Он называл меня «Бэби».
— Кто, Бифштекс?
— Да.
— Ты не спутала?
— Нет.
— Что ж, тебе виднее. Значит, он стонет «Бэби, Бэби…» Не в том дело, главное — стонет. Словом, все в порядке.
— Да?
— Да. Вас очень легко помирить.
— А по-моему — трудно.
— В чем же трудность?
— В том, мой дорогой, что он твердо решил жить вместе с Фиби.
— Он хочет, чтобы она жила с вами?
— Вот именно. Есть в нем какая-то мелочность, вечно он экономит… Наверное, в молодости привык, ему ведь приходилось нелегко, пока он не набрал силу. Я сказала, чтобы он давал Фиби по две тысячи в год, пусть снимает квартиру в Кенсингтоне или виллу в Борнмуте, а он — ни в какую. Слово за слово… Ты теряешь терпение?
— Практически — нет. Я человек покладистый.
— Завидую. Если меня довести, я царапаюсь и кусаюсь. Как затвердил: «Будем разумны», или там «Ты пойми, я не миллионер» — ну, не могу! Назвала его надутым чучелом… Да? Почему теперь ты горько фыркаешь?
— Ты выбрала неудачные слова. Где мрак, где горечь? Я мирно веселюсь. Так это, знаешь, мелодично и заразительно хихикаю. Смешно, когда люди фантазируют, как сказал бы Альберт Пизмарч, — и зря.
— Зря?
— Конечно.
— Твоими бы устами… А кто такой Пизмарч?
— Мой близкий друг. Рассказать о нем все — приключения на суше и на море, любимое блюдо, перспективы — сейчас не могу, слишком долго. К данному случаю относится лишь то, что он женится на Фиби.
— Что!
— Да-да, женится. По-видимому, ты хочешь вскричать: «Чтоб меня ангелы драли!» Именно это восклицает он под воздействием сильных чувств.
— Женится на Фиби?
— А что такого?
— Ну, не всякий решится. Кто этот скромный герой?
— Дворецкий Бифштекса. Конечно, теперь — бывший.