Замок Лорда Валентина
Шрифт:
– Не могу принять это за реальность – упрямо твердил Валентин.
– Однако же, когда я заглянул в твою душу, я увидел, что все было именно так, как я тебе только что описал. И почувствовал немалый страх – в моей работе не часто встречаешь Короналей или наткнешься на такое явное великое предательство – и я некоторое время размышлял, не разумнее ли забыть о том что я видел, но понял, что не смогу, что до конца дней моих меня будут преследовать чудовищные сны, если я игнорирую, то, что узнал. Я сказал себе, что очень многое в мире нуждается в исправлении, и я должен, по Божественной воле, участвовать в налаживании. И теперь оно началось.
– Ничего
– Предположим, для примера, что было, – настаивал Делиамбер. – Допустим, на тебя напали в Тил-омоне, выкинули тебя из твоего тела и посадили на трон узурпатора. Предположим, что это так. Что ты должен делать?
– Ничего.
– Как это – ничего?
– Абсолютно ничего, – убежденно сказал Валентин. – Допустим тот, кто хочет быть Короналем, и будет им. Я думаю, что власть – это болезнь, а желание править – безумие. Пусть я когда-то жил в Горном Замке, но теперь меня там нет, и ничто не понуждает меня вернуться туда. Я жонглер, от добра добра не ищут, и я счастлив. А Корональ счастлив? А Понтификс? Если меня отшвырнули от власти, то, я считаю, мне повезло. Я бы не хотел снова взваливать на себя груз.
– Но тебе было предназначено его нести.
– Предназначено? – Валентин засмеялся. – С тем же успехом можно сказать, что мне было предназначено быть Короналем лишь недолгое время, а затем уступить место более достойному. К власти рвется только чокнутый, а я в здравом уме. Правление – это груз и тяжелая работа. Я не принимаю его.
– Примешь, – сказал Делиамбер. – Тебя изменили, ты не был самим собой. Но тот, кто однажды был Короналем, остается им навсегда. Ты поправишься и вновь станешь самим собой, Лорд Валентин!
– Не употребляй этот титул!
– Он снова станет твоим, – сказал Делиамбер.
Валентин сердито оттолкнул это предположение. Он взглянул на Карабеллу; она спала на полу. Он осторожно поднял ее, положил на постель и прикрыл одеялом, а затем сказал Делиамберу:
– Уже поздно, и за этот вечер было сказано много всяких глупостей. У меня от этих разговоров трещит голова. Сделай мне то, что ты сделал для Карабеллы, колдун, дай мне уснуть, и не говори мне больше об ответственности, которая никогда не лежала на мне и не ляжет. Завтра у нас выступление, и я хочу отдохнуть перед ним.
– Прекрасно. Ложись в постель.
Валентин лег рядом с Карабеллой. Вруон коснулся его, сначала слегка, потом с большей силой, и мозг Валентина заволокло туманом. Сон спустился на него легко, как плотное белое облако.
Хорошо. Хорошо. Он охотно отпустил свое сознание.
Ночью ему снился сон, и сон этот был облачен в яркий блеск, что безошибочно указывало на послание, и был невообразимо живым.
Он шел по грубой и страшной пурпурной равнине, на которой так часто бывал в прошлых сновидениях, но теперь он знал, что эта равнина не из области фантазии, а находится на далеком континенте Суврейл, под неприкрытым сиянием обнаженного солнца, и трещины в почве – время лета, когда высыхает вся влага. Безобразно скрученные растения со вздутыми сероватыми листьями вяло лежали на земле, а другие, колючие, со страшными угловатыми сочленениями, тянулись вверх. Валентин быстро шел по заре, под безжалостным ветром: от сухости трескалась кожа. Он торопился во Дворец Короля Снов, куда его наняли для представления.
Дворец был уже близко. Зловещее, тускло-черное, все в ажурных башенках и зубчатых портиках здание, такое же
Валентин издали увидел его на троне – Симонан Барджазед, злобная и непредсказуемая Сила, посылавшая из своей продуваемой ветрами пустыни страшные послания по всему Маджипуру. Это был тяжеловесный мужчина, без бороды, с двойным подбородком, с глубоко посаженными глазами, обведенными темными кругами. Его коротко остриженную голову окружала золотая диадема его власти – усиливающий мысли аппарат, изобретенный Барджазедом тысячи лет назад. Слева от Симонана сидел его сын Кристоф, такой же мясистый, как отец, а справа – сын Минокс, наследник, тощий и отталкивающий, темнокожий и остролицый, словно обточенный ветрами пустыни.
Король Снов жестом приказал Валентину начинать.
Валентин жонглировал пятнадцатью ножами – тонкими блестящими стилетами, которые проткнули бы его руки насквозь если бы упали неправильно, но он легко управлял ими и жонглировал так, как мог только Слит или Залзан Кавол, виртуозно демонстрируя ловкость. Он стоял неподвижно, делая чуть заметные движения ладонями и запястьями, и ножи стремительно взлетали и падали точно в его ожидающие пальцы, снова взлетали и падали точно в его ожидающие пальцы, снова взлетали и падали, и дуга, которую они описывали, изменила форму: это был уже не каскад, а начало горящей звезды – эмблемы Короналя. Острия, летящие в воздухе, указывали в разные стороны. И вдруг, когда Валентин приближался к вершине своего представления, ножи замерли на спуске и остановились как раз над его пальцами, не спустившись в них.
Из-за трона вышел нахмуренный, с жестким взглядом, Барджазед, третий сын Короля Снов, шагнул к Валентину, легким небрежным жестом смахнул горящую звезду из ножей в полу своей мантии.
Король Снов насмешливо улыбнулся.
– Ты отличный жонглер, Лорд Валентин. Наконец-то ты нашел себе подходящее занятие.
– Я Корональ Маджипура, – возразил Валентин.
– Был. Был. Был. Теперь ты бродяга и больше ни на что не годен.
– Лентяй, – сказал Минокс Барджазед.
– Трус, – сказал Кристоф Барджазед.
– Увиливающий от обязанностей, – сказал Доминик Барджазед.
– Твой ранг утрачен, – сказал Король Снов. Твоя должность вакантна. Уходи. Иди и жонглируй, Валентин-жонглер. Уходи, лодырь. Проваливай, бродяга.
– Я Корональ Маджипура, твердо повторил Валентин.
– Ты больше не Корональ, возразил Король Снов. Он коснулся руками диадемы на лбу, и Валентин пошатнулся, будто земля разверзлась под ним, и упал, а когда снова поднял глаза, увидел, что Доминик Барджазед одет в зеленый камзол и горностаевую мантию Короналя, и лицо его стало лицом Лорда Валентина, а из жонглерских ножей, отобранных у Валентина, он сделал корону, звездную корону Короналя, и его отец Симонан Барджазед возложил ее на его голову.