Замок Менфрея
Шрифт:
Но приходили и другие мысли — темные, мрачные; я видела комнату, в которой поселилась смерть, ребенка со сморщенным личиком: все новорожденные, которых я видела, были уродливыми, и я, разумеется, не составляла исключения. Я представляла себе сдержанного мужчину, охваченного внезапным безумием. Я чувствовала, как ему отвратительно это создание, за чье появление он заплатил самым дорогим.
На второй день моего заключения в комнату вошел отец. Я воспрянула духом, увидев, что он одет в дорожное платье.
— Ты не выйдешь из этой комнаты неделю, — сказал
Я была слишком потрясена, чтобы что-то ответить. Какой неожиданный переход от разговора об адских муках к известию о совершенно новой жизни. Школа!
— Да, — продолжал отец, — тебя надо держать в строгости. Если в школе ты не будешь слушаться, тебя накажут. Боюсь, мисс Джеймс чересчур снисходительна к тебе. Конечно, теперь она нас покинет.
Я представила себе, как мисс Джеймс упаковывает свой чемодан и тихонько плачет, потому что ей страшно взглянуть в будущее. Бедная мисс Джеймс! Ее тень станет преследовать меня в грядущие дни, несмотря на все собственные мои тревоги.
— Значит, ей отказывают от места…
— Вот видишь, из-за твоих безумных поступков страдают другие.
Тут мне в голову пришла пугающая мысль. Фанни! А как же Фанни!
Я одними губами прошептала ее имя, но отец меня услышал.
— Она остается. У нее будут теперь другие обязанности. А на каникулах тебе понадобится горничная.
Слава богу! Фанни не пострадает. Как же я не подумала, какие последствия может иметь для нее мой поступок, до того как сбежать. Отец прав. Прежде чем действовать, следует думать.
— Я бы очень хотел, — продолжал он, — чтобы ты перестала быть такой эгоисткой. И твоя бессмысленная, глупая выходка причинила мне много неприятностей. Помни об этом; и если тебя когда-нибудь еще потянет выкинуть нечто подобное, пожалуйста, помни, что больше я тебя не прощу.
— Ты уезжаешь, папа? — спросила я.
— Меня ждет работа, которую пришлось отложить из-за тебя.
Отец взглянул на меня, и на секунду мне показалось, что он сейчас обнимет меня и поцелует. И я поняла неожиданно, что хочу, чтобы он это сделал.
Если бы отец решился, я бы расплакалась; я бы рассказала ему, как я несчастна, как сожалею о том, что родилась на свет, с какой радостью я бы вернулась в тот сумеречный мир, где пребывают нерожденные дети, и осталась там навсегда, если только таким образом можно вернуть ему мою мать.
Так думала одна часть меня; другая же ненавидела его всей душой.
И та часть, которая ненавидела, оказалась сильнее; именно ее чувства отразились на моем лице.
Отец повернулся и вышел.
Когда он уехал, обстановка в доме сразу изменилась.
Меньше чем через час появился А'Ли с подносом,
— Ну вот, мисс Хэрриет, — заявил он с порога, — хозяин уехал обратно в Лондон, и мы снова одни.
Он поставил поднос, подмигнул мне и сдернул салфетку, под которой оказался корнуолльский пирог — золотисто-коричневый, горячий и пряный, только что из печи, и стакан сидра; а кроме того, большой кусок рисового пудинга.
— Это все, что успела приготовить на скорую руку миссис А'Ли.
— На вид очень вкусно.
— И на вкус не хуже — уж я-то знаю.
— Но меня ведено держать на хлебе и молоке.
— Нам с миссис А'Ли такое не по душе.
Я села и разрезала пирог. От запаха пряностей у меня потекли слюнки, и А'Ли довольно посмотрел на меня:
— Долой все эти глупости с хлебом и молоком.
— Если отец узнает, он придет в ярость. Вас уволят… и вас, и миссис А'Ли.
— Вот и нет. Мы наняты вместе с домом, не забывайте этого. Он с самого начала нас невзлюбил. А нам не нравится его лондонский дворецкий, я так считаю.
А'Ли взял салфетку, которой был накрыт поднос, перекинул ее через руку и засеменил по комнате. Он так удачно передразнил чересчур правильные манеры и выговор Полдена, которого видел раз или два, когда тот приезжал в «Вороньи башни», чтобы надзирать за домом в особо торжественных случаях, что я рассмеялась.
— А вот мистера Леверета, — сказал он, — и его жену мы вполне устраивали.
— Вы бы хотели, чтобы мистер Леверет по-прежнему жил здесь?
— О, когда-нибудь мистер Хэрри вернется. Но сейчас он занят делами в Сент-Остелл и в других местах — так он говорит. Но конечно, мы предпочли бы служить ему, чем капризному, разряженному джентльмену из Лондона, вроде…
— Вроде моего отца? Вам не нравится у него работать, да, А'Ли?
— Ну, по крайней мере, у него есть славная девчушка — его дочка.
— И ей, по крайней мере, вы нравитесь куда больше, чем этот тупой Полден.
— Из нее вырастет настоящая леди, точно.
Мы рассмеялись.
— Этот сидр я варил сам. Еще для мистера Леверета. Мистер Хэрри однажды им напился. Ему тогда было лет восемь, он все шнырял вокруг бочки, и я не знал, что он уже угостился. Да, было время. Не слишком увлекайтесь им, мисс Хэрриет. Он правда хмельной.
— Я не успею к нему пристраститься. Меня отправляют в школу.
— Да, мы слышали. Но вы вернетесь. И она едет с вами, так что тут будут такие фейерверки, только держись.
— Кто?
— Мисс Гвеннан из Менфреи.
— О… А'Ли, это правда?
— Вы будете довольны.
— Да, это все меняет.
Дворецкий покачал головой:
— Не знаю. Они — Менфреи…
— Вы не слишком их жалуете, да, А'Ли?
— О, разве дело в том, нравятся они мне или не нравятся. Они — бешеные. И из-за них вечно одни несчастья. И вы оказались здесь тоже из-за Менфреев… из-за них вы сидите здесь па стуле и уплетаете пирог миссис А'Ли, словно это — пища богов; хотя, может, это и правда, потому что, бьюсь об заклад, вкуснее ничего нет на свете.