Замок "Мертвая голова"
Шрифт:
– Меня удивляет, – заметил он, вставляя монокль, – редкое усердие нашего покойного охранника Бауэра. Комната, коридор – каждая обитаемая часть дома, насколько мне известно, тщательно выметена и вычищена. Смотрите! – Он провел пальцем по столу. – Ни пылинки. Серебро отполировано. Почему дом имеет жилой вид? Какие у вас соображения на этот счет?
Банколен смотрел на окно, расположенное высоко на внешней стороне башни, то есть напротив двери, ведущей из главного коридора.
– Меня больше интересует, – он словно размышлял вслух, –
– Направление ветра?
– Да. Слышите, как он бьет в это окно и раскачивает его? Стук дождя по стеклу о многом говорит, барон.
Фон Арнхайм задумчиво постучал костяшками пальцев по груде бумаг и отозвался:
– Прекрасно зная вас, я понимаю, что вы не тратите слов попусту. Ну?
Банколен оглядел комнату. Его взгляд остановился на двери в коридор, находящейся, как я заметил, в углу комнаты.
– Вы помните, – продолжил он, – когда мы поднимались по витой лестнице в коридор, я остановился, чтобы рассмотреть окно из мозаичного стекла?
– Да. А почему оно вас интересует?
– Потому что, – ответил Банколен, – хотя за окном бушевала буря, я не услышал стук дождя.
У фон Арнхайма перехватило дыхание. Мне вдруг вспомнилось то, что раньше показалось подозрительным и зловещим, но не поддающимся объяснению. Я вспомнил тишину коридора там, где предположительно должен был слышаться вой ветра. Фон Арнхайм медленно снял шляпу и поправил светлые волосы.
– Очко в вашу пользу, месье! – выпалил он. – Я глупец! О боже, какой же я глупец! Разумеется, наш фокусник Малеже изрезал галереями весь дом. Проход между стенами…
Банколен подошел к стене, что находилась под прямым углом к двери, ведущей в коридор. Он поднял висящий на ней гобелен, обнаружив ореховую обшивку, толкнул блестящую панель, и она распахнулась.
– Это, как видите, нижнее закругление черепа, – вновь подал голос Банколен. – Но мы узнали об этом только благодаря буре. Посветите, господа, и мы все рассмотрим.
– Оставайтесь здесь, Конрад, – велел фон Арнхайм. – В любую минуту могут прибыть полицейские из Кобленца. Проводите их наверх.
Мы взяли фонари и вслед за Банколеном прошли через отверстие в стене. Между каменными стенами извивалась узкая, сырая, покрытая плесенью лестница.
– Голова черепа на этой стороне закругляется, – пояснил Банколен, – и постройка, конечно, относится ко времени жизни Малеже. – Он кивнул в сторону левой стены. – На самом деле это внешняя стена. Видите? А это сообщающееся окно из непрозрачного стекла как раз напротив фальшивого окна из мозаичного стекла, которое мы видели на лестнице. В него нельзя посмотреть наружу.
– И конечно, это объясняет, почему мы не нашли наверху пятен крови, – кивнул немец. – Живее! Посветите-ка на лестницу. Видите? Элисона, наверное, поднимали по ней, а уж потом спустили по другой лестнице. Пройдя по этому коридору, мы найдем место, где на самом деле застрелили Элисона!
Его голос звучал сдавленно
Лестница, наконец, закончилась, и мы уперлись в закрытую деревянную дверь. Банколен открыл ее и осторожно посветил. Сначала мы увидели только грязные куртки, а также нагромождение ведер, метелок и швабр.
– Это задняя часть чулана, – объяснил детектив. – Он заперт снаружи. Подождите.
Банколен засунул фонарь в карман, изготовился и толкнул плечом запертую дверь. Еще один удар, и замок сломался. Дверь с шумом распахнулась. Обходя ведра, мы вышли из чулана. В нос ударил тяжелый, затхлый запах грязных лохмотьев и полиролей для мебели. Под ногами у фон Арнхайма что-то звякнуло и покатилось. Фонарь Банколена осветил бидон в два галлона, из него струилась на пол какая-то жидкость.
– Это бидон из-под керосина, – заметил он. – Полагаю, здесь и жил охранник. Мы оказались как раз возле входа в замок.
Наша компания находилась в грязной, дурно пахнущей комнате с низким потолком. В углу стояла железная кровать, покрытая стеганым одеялом. При свете фонаря я увидел печь, с кофейником на краю, груду грязной посуды в раковине и два рабочих халата на вешалке. На одной закопченной стене была приклеена фотография из журнала – большой цветной портрет Майрона Элисона в роли Ромео. Лицо Элисона испачкано сажей.
– Кто-то, – подал голос фон Арнхайм, – недавно протер пол.
Банколен открыл низкую дверь справа.
– Да, это комната охранника, – задумчиво подтвердил он. – А вот коридор, по которому мы вошли в замок.
Француз медленно вернулся в помещение, посмотрел на часы.
– Итак, мой друг! Мне кажется, мы сделали достаточно открытий за один вечер. Даже я устал. Уже час ночи. Может быть, поручим охрану замка Конраду и вернемся? Теперь ведь остается рутинная работа.
– Вернуться сейчас? – удивился фон Арнхайм. – Но мы же только начали расследование! Все комнаты… – Он замолчал, и оба направили свет своих фонарей на пол, так что я мог видеть только их расплывчатые очертания. – Иногда мне хочется, – задумчиво продолжил он, – чтобы мой друг Банколен хоть что-то сделал без всякой на то причины. Чтобы он пошутил просто для того, чтобы пошутить. Мне хочется, чтобы он пошел в театр просто для того, чтобы посмотреть пьесу. Или позволил себе какой-нибудь каприз, за которым не стоит дьявольский умысел… Так что, полагаю, для возвращения есть причина, не так ли?