Замок на краю бездны
Шрифт:
– Что это?! – простонал перепуганный Герисиасий.
– Если вы, мой повелитель, оскорбили того, о ком я думаю… – маг медленно белел. – Если это один из НИХ… Я даже не знаю, что тогда с нами будет…
А на песке арены сидели друг напротив друга Безумный Бард на пару с неизвестным чудовищем, и самозабвенно играли тяжелый рок. На удивление хорошо играли!
– Шуточки у вас, однако… – покачал головой Палач, отсмеявшись.
– Да он же сейчас ничего не соображает, – смутилась Элька. – Но вреда ведь он никому не причинил? А тирана напугал – так тот заслужил. Нечего живыми людьми ящеров кормить!
– Представляю,
– Да, вы правы, – согласилась девушка. – Надо отправляться к нему. А то еще чего-нибудь натворит.
Она улыбнулась и открыла портал, ведущий к Барду, сделавшему из стаи хищных ящеров довольно-таки приличную рок-группу.
III
Мелодия изменения
Абудай Белый Мустанг, Безумный Бард
Старый человек поднял голову и подставил лицо холодному ветру. Но ему не было холодно, совсем наоборот, он даже распахнул доху. Солнце вскоре зайдет, а вслед за тем закончится и его жизнь. Не сразу, но ночи в степи при таком морозе не пережить никому. Что ж, он сам выбрал. Незачем грустить – достойно жил, много песен спел, хороших детей вырастил. Пора уже, заждались предки. Высохшие губы сложились в улыбку. Ну вот и все, шаман и акын, вот и все. Больше тебе не петь и не камлать, не есть горячего мяса после трудного дня и не пить кумыс, не любить женщин и не носить на руках детей. Но так правильно – старики должны уходить, чтобы освободить место молодым. Особенно в такие голодные и холодные зимы, как эта.
Старший сын, в юрте которого старик доживал свои последние годы, никогда не решился бы выгнать отца умирать на мороз – слишком любил и уважал его. Только шаман видел, как с каждым днем все меньше и меньше становится еды, как пустеют ямы со скудными запасами – лето выдалось коротким и холодным, да еще и на скот мор напал. Многие в этом году не доживут до весны…
Зима пришла лютая и вьюжная, порой днями нельзя было выйти из юрты. А вокруг стойбища кружили стаи голодных волков, пугая людей своим воем. И ведь разрыли, твари проклятые, несколько мясных ям, и все сожрали. Люди с ужасом смотрели на опустевшие хранилища и понимали, что видят свою скорую смерть. Забивать уцелевший скот не решится никто – это верная гибель для всего рода.
Всю ночь думал старый шаман тяжкую думу, а поутру велел сыну запрячь арбу. Тот вздрогнул, сразу все поняв, но не решился перечить – раз отец так решил, значит, так тому и быть. Понятно, что вскоре его примеру последуют остальные старики и старухи стойбища. Не станут отбирать последние крохи еды у своих же детей. Жесток закон степи, но иначе не выжить.
Старик надел свои лучшие одежды – предки должны увидеть почтенного представителя своего рода, а не безродного бродягу. Низко поклонился юрте, людям, наказал молодому шаману не позорить седин наставника и сел на арбу позади сына. Провожали его всем стойбищем, но молча – и так каждому было ясно, что происходит. К чему лишние слова? В дороге он тоже ничего не говорил – все сказано, все сделано, все завершено. Осталось с достоинством уйти.
Дождавшись момента, когда стойбище осталось далеко, шаман соскользнул с арбы. Плечи его сына опустились, но больше ничем он не выдал, что знает – отца позади нет. Старик долго провожал взглядом удаляющуюся арбу, улыбаясь непонятно чему. Только когда она скрылась из виду, не спеша побрел в сторону восхода – спешить ему было некуда. Долго идти не понадобилось, вскоре
Привычно сев на снег, подогнув ноги, старик начал вспоминать свою жизнь. Не совершил ли он чего-нибудь постыдного, не придется ли краснеть перед предками? Нет, старался жить честно. Воевал, если нужно было. Сочинял и пел песни, разносимые другими акынами по стойбищам и станам. Когда младший сын на коня сел, заменил прежнего шамана, точно так же ушедшего умирать в степь голодной зимой. Судил сородичей по закону предков, помогал другим, как мог. События далекого прошлого медленно текли в памяти, и старик улыбался воспоминаниям. Много пережито, много испытано. Есть, что вспомнить перед смертью.
Невдалеке послышался волчий вой. Старик вздрогнул – учуяли одинокого человека, проклятые. Да, вскоре от него останутся только обглоданные кости. Сопротивляться он не станет – все быстрее. Шаман поднял взгляд выше. Солнце уже почти зашло, вскоре стемнеет. Да примет Высокое Небо его душу!
Что-то на этом самом небе привлекло внимание, и старик всмотрелся. Странно, сушеных мухоморов как будто не ел, а видит невозможное. Он потряс головой, но ничего не изменилось – со стороны заходящего солнца к ложбине приближался крылатый конь. Огромный вороной жеребец сильно взмахивал белыми крыльями и злобно ржал. Всадник был ему под стать – гигант с волосами цвета крыла ворона. Распущенные волосы бились на ветру и казались черным вихрем, несущимся следом.
Старый шаман медленно встал – впервые в жизни у него дрожали ноги. Небесный Воин пришел за его душой?! Значит, древние легенды правдивы? За немногими избранными и в самом деле приходят в момент смерти Небесные Воины, чтобы забрать их собой в небо? Он зачарованно смотрел, как крылатый конь опускается на землю неподалеку. Всадник спрыгнул на землю и направился к старику. Странно, но у него не было оружия, вместо меча за плечами висело что-то напоминающее дойру.
– Абудай Белый Мустанг! – грянул наполненный силой голос, заставив шамана вздрогнуть. – Ты оказался достоин чести войти в Небесную Стражу!
– Благодарю тебя за это известие, Небесный Воин, – низко поклонился старик, отступая на шаг. – Но я не герой и не великий каган, я всего лишь акын и шаман.
– Только акын может стать одним из нас, – коснулась губ того почти незаметная улыбка. – И я тоже не воин, скорее – Страж. Клинок в руках Высокого Неба. За тобой мы наблюдаем издавна – с самой юности. Повторяю – ты достоин.
– Достоин… – повторил старик, все еще не веря, что такое случилось с ним.
– Выбор в твоих руках, – продолжил Страж. – Если согласишься, станешь моим учеником. Учти, у нас непростая судьба.
– Никогда не боялся трудностей, – усмехнулся Абудай. – Раз Высокое Небо избрало меня, то кто я такой, чтобы отказываться? Но твоим учеником? Ты же совсем молод…
– Мне многие тысячи лет, – возразил Страж. – Ты завтра тоже станешь молодым. Телесная немощь не должна мешать нам исполнять свой долг. А кроме долга в нашей жизни ничего нет. Ни семей, ни рода, ни жен, ни детей – ни на что из этого мы права не имеем. Запомни это.
– Запомню, наставник! – поклонился старик, хоть и трудно оказалось назвать наставником столь молодо выглядящего человека. – Я благодарю за оказанную мне честь и готов следовать за тобой.